Квентин треснулся затылком о камень, но вспышка боли пошла ему только на пользу: голова мигом очистилась от страха и большинства сознательных мыслей, точно кто посуду смел со стола. Освободившееся место заполнила слепая ярость.
Оба катались, держа противника мертвой хваткой и не давая ему ударить. Пенни рассадил обо что-то лоб. Квентину не терпелось продолжить бой стоя, сделать из гада котлету. Гретхен, пытаясь помочь ему и достать Пенни палкой, в итоге огрела его.
Оказавшись наверху, он почти уже высвободил кулак, но тут чьи-то сильные руки чуть ли не с нежностью обхватили его за грудь и оттащили назад. Окровавленный Пенни тут же взвился, как на пружинах, но целая куча народу отделила его от Квентина. Чары пали, драка закончилась.
Все последующее слилось в вереницу комнат и людей, которые что-то говорили ему и промокали его раны тампонами. Пожилая женщина с огромным бюстом — он видел ее впервые — обработала глаз зельем из кедра и тимьяна, а к затылку приложила что-то холодное. Под слова, которые она шептала на каком-то восточном языке, боль понемногу прошла.
По коридорам Брекбиллса он шел как в акваланге, тяжелый и невесомый одновременно. Вокруг шмыгали любопытные рыбы. Младшие смотрели на него с почтительным страхом, старшие от души веселились. Квентин решил, что ему тоже следует отнестись к этому с юмором, и чуть не заплакал, увидев соболезнующего Элиота. Оказалось, что драку, легки на помине, остановили именно физики, а Квентина от Пенни оттащил толстяк Джош Хоберман.
Он пропустил почти весь обед и пришел только к десерту — достойное завершение паршивого дня. Вопреки правилам, он сел, и никто ему не препятствовал. Все окружающее он видел как через плохо подобранные очки и слышал как через приставленный к стенке стакан. С чего вдруг Пенни на него кинулся? Они учатся не где-нибудь там, а в Брекбиллсе — зачем же вести себя как последняя сволочь?
Квентин собрался все-таки съесть что-нибудь, но первый же кусок шоколадного торта заставил его опрометью ринуться в туалет. Когда его вырвало, он ощутил на себе действие мощного гравитационного поля: стопа незримого великана вдавливала его в холодную грязную плитку.
Очнулся он — если это можно было определить словом «очнулся» — в незнакомой постели с сильной головной болью. Зрение не фокусировалось, мозг сомневался в собственной адекватности. В Брекбиллсе был лазарет, но Квентин раньше в нем не бывал, не знал даже, где он находится. В мир хворых и увечных его привел, видимо, еще один тайный портал.
Мягкие, прохладные женские пальцы что-то делали с его черепом.
Квентин откашлялся, ощутив горький вкус в горле.
— Я вас знаю. Вы работали в «Скорой помощи».
— Ты правильно употребил прошедшее время. Это был разовый выезд, но мне, признаться, понравилось.
— В тот самый день, когда я здесь оказался.
— В тот самый, — подтвердила она. — Хотела удостовериться, что ты попадешь на экзамен.
— А здесь вы что делаете?
— Так, захожу иногда.
— Я вас ни разу не видел.
— Потому что я не хочу, чтобы меня кто-то видел.
Потом он, вероятно, уснул, но женщина никуда не делась, и он продолжил с того же места:
— Мне нравится ваша прическа. — Ее волосы на этот раз были подняты кверху, и лицо выглядело немного иначе. В тот раз она показалась ему совсем молодой, но сейчас, внешне не изменившись, держалась скорее как женщина среднего возраста.
— Да… косички — это уж слишком.
— Тот человек умер на самом деле? Что с ним случилось?
— Ничего. — На переносице у нее прорезалась вертикальная черточка. — Просто взял и умер без особых причин — с людьми такое бывает.
— Я думал, вдруг это как-то связано с моим появлением здесь.
— Ложной скромностью ты не страдаешь. Перевернись на живот.
Квентин повиновался, и она смочила ему чем-то затылок. Ссадину защипало.
— То есть одно к другому отношения не имеет?
— Эта смерть означает не больше, чем любая другая. У меня все — выздоравливай, Квентин. Ты нам нужен в боевой форме.
Он опять лег на спину, закрыл глаза. Подушка успела остыть. Будь он в порядке, постарался бы все-таки докопаться, кто она и какую роль играет в его истории… или он в ее. Но он был далеко не в порядке.
— Тетрадь, которую вы мне дали… я ее, кажется, потерял. Не успел прочитать. — Потеря заключительной книги «Филлори» в нынешнем пограничном состоянии представилась Квентину непоправимой трагедией. Теплая слеза сбежала по щеке в ухо.
— Ты и не должен был, — успокоила его женщина. — Время еще не пришло. Она найдется, если как следует поискать — это я тебе, во всяком случае, обещаю.
О Филлори всегда говорили нечто подобное. Женщина положила что-то холодное на его пылающий лоб, и Квентин забылся.
Когда он снова пришел в себя, женщина исчезла, но рядом с ним кто-то был.
— У тебя сотрясение мозга, — сказал этот кто-то — его голос, как видно, и привел Квентина в чувство. Голос был чем-то ему знаком, и это неким образом успокаивало.
— Эй, Кью? Ты как, в себе? Профессор Моретти сказала, что у тебя контузия.
Голос принадлежал Пенни. Осознав это, Квентин разглядел на подушках его бледный лик — по ту сторону прохода и на одну койку ниже.
— Из-за этого тебя и рвало. Ты, наверно, стукнулся головой, когда мы кувыркнулись через скамейку. — Пенни больше не злился — куда что делось — и чирикал как нанятый.
— Я знаю, что стукнулся, — медленно выговорил Квентин. — Голова была моя, как-никак.
— На умственные способности, если тебе интересно, это не повлияет. Я спрашивал — Моретти сказала, что нет.
— Уже легче.
— Последовала долгая пауза. Где-то тикали часы. В «Блуждающей дюне», последней книге о Филлори, очень трогательно рассказано, как маленькая Джейн, самая младшая Четуин, простуживается и проводит неделю в постели, беседуя с Рисовальщиком на борту славного корабля «Летящий по ветру», а ухаживают за ней пушистые зайчики. Квентину всегда нравилась Джейн, умненькая и наделенная непредсказуемым юмором — не то что ее сладковатые, типа Дика и другой Джейн,
[11]
братья и сестры.
Сколько сейчас времени, хотелось бы знать.
— А ты что, тоже потерпевший? — спросил Квентин. Он еще не решил, заключать с Пенни мир или нет.
— Я разодрал лоб об твой зуб, а еще ты боднул меня и сломал мне нос. Они починили его раствором Пуласки — сроду не слыхал, чтобы его применяли где-то, ну разве только ветеринары. На козьем молоке, представляешь?
— Я вообще не помню, что двинул тебя головой.