Сезон туманов (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Гуляковский cтр.№ 222

Водолазы прочесали дно бухты и, разумеется, ничего не нашли.

Получалось, что мы с Гвельтовым угнали у уважаемого человека, доктора наук, его машину и в хулиганском разгуле сбросили ее с обрыва в море… К сожалению, все это было не так смешно, как могло показаться вначале. Самым же неприятным и, увы, непоправимым во всей этой истории было бесследное исчезновение нашего журнала.

…Я давил на кнопку звонка долго, слишком долго. Я ни на что уже не надеялся, когда дверь вдруг бесшумно распахнулась. Она стояла на пороге в спортивных джинсах и легкой голубой блузке. Казалось, одежда не имеет к ней ни малейшего отношения, так откровенно подчеркивала и передавала она линии ее тела.

– Входите. Я ждала вас.

Очередная нелепость. Час назад я сам еще не знал, что первым делом брошусь сюда в полной уверенности, что никого не застану в пустой захламленной квартире, готовый поверить, что и самой встречи не было, что мне все приснилось, привиделось. Наваждение? Возможно.

Я переступил порог. Прихожая была тщательно убрана. Календарь исчез. Выцветшее пятно на обоях прикрывала пестрая дорожка. Я не стал задерживать на ней взгляд, стараясь ничем не выдать своего интереса к исчезнувшему календарю. Эта женщина обладала сверхъестественным чутьем. Я бы не удивился, если бы узнал, что она читает мои мысли.

– Я к вам прямо из полиции… – Умней этой фразы я ничего не смог придумать, чувствовал я себя ужасно, ломило виски, затылок, надо было все же сначала выспаться. Теперь я даже не знал, как продолжить разговор, что сказать ей, о чем спросить. – Пропал мой шеф, заведующий нашим отделением, они почему-то решили, что я имею к этому отношение, в какой-то степени они правы, потому что ночью… Мне показалось… теперь я даже в этом не уверен. Мне показалось, ночью я преследовал именно его…

Она взмахнула рукой, как бы отметая эти беспомощные, ненужные сейчас слова.

– Больше я не стану упрекать вас за те пропавшие месяцы. – И замолчала надолго.

Разговор явно не клеился, я все никак не мог решиться выложить ей свои смутные подозрения и догадки, вообще не знал, как начать разговор. Все выглядело слишком нелепо. «Вы меня вчера предупредили – не ходить в лабораторию, так вот, это предупреждение имело смысл. Не могли бы вы сказать – какой?» Звучало это страшно глупо. Поэтому я сидел и молчал. Нервно курил сигарету, стряхивал пепел в предложенную пепельницу, старался не разглядывать ее слишком откровенно и молчал… Похоже, ее нисколько не смущало ни мое молчание, ни мои тщательно замаскированные взгляды. Держалась она сегодня более уверенно. Ну что же, так или иначе придется приступать к деловому разговору, не в гости же я к ней пришел. Или, может быть, все-таки в гости? Дурацкая мысль, дурацкое положение.

– Вчера вечером в лаборатории похитили журнал.

Она никак не прореагировала на мое сообщение.

– Мне иногда кажется, что раньше я курила, но сейчас почему-то совершенно не хочется. – Она взяла из пачки сигарету, размяла ее, понюхала и положила обратно.

Потом провела по лицу каким-то усталым, безнадежным жестом.

– Я знала, что вы сделаете из этого неправильные выводы. А журнал, ну, подумайте сами, кому нужен ваш журнал, там же ничего не было, кроме записей о месте и времени отбора проб…

– Так, значит, вы и это знаете?!

– Знаю. Ну и что? – Она посмотрела на меня вызывающе, почти сердито. – Зачем вы пришли?

– Чтобы узнать, чтобы спросить вас…

– Не лгите. – Она подошла и села рядом со мной. – Не нужна вам эта копеечная истина, а ту, настоящую, вы все равно не узнаете, во всяком случае сегодня, а может быть, никогда… И поверьте, это к лучшему. Не дай вам бог когда-нибудь узнать…

Ее глаза сузились. Мне показалось, они излучают какой-то лучистый свет, а может быть, это были всего лишь слезы…

– Ты хочешь знать мое имя?

Я молча кивнул.

– Когда я родилась, меня назвали Вестой.

Она взяла меня за руку. Ее рука была холодна как лед. И это было последнее ощущение, которое я запомнил.

– Спи, милый, – сказала Веста. – Мы встретились слишком поздно. Спи.

Я хотел что-то сказать, как-то воспротивиться свету, исходившему из ее глаз, но не мог уже пошевельнуть ни рукой, ни ногой, странный мертвый сон сковал все мое тело. Сквозь смеженные веки я увидел, как она встала, подошла к стене и протянула к ней руку. По стене во все стороны пробежали радужные волны, и почти сразу после этого стена исчезла. В первую секунду мне показалось, что за ней нет ничего, кроме темноты, но тут же я понял, что ошибся. В густом плотном мраке ворочалось нечто огромное и живое, с далекими точками голубых огней, вспыхивавших внутри его бесконечного тела, как искры. Может быть, это был космос, а может, ночное земное море…

«Ведьма! – с горечью и восхищением подумал я. – Все-таки она ведьма».

* * *

Проснулся я весь в поту, в своей постели, в которую упал шесть часов назад, вернувшись из полиции. Я долго не мог понять, что же это было… Сон обладал слишком четкими реальными подробностями: эта дорожка на том месте, где висел календарь, ее имя… Во рту стояла какая-то отвратительная сухость, словно я наглотался раскаленного песку. Пошатываясь, я встал, прошел на кухню и залпом выпил стакан холодной воды. Полегчало. Я все никак не мог собраться с мыслями, перед глазами стояла ее комната, узенький, закрытый пледом диванчик и какая-то скорбная беспомощность в ее опущенных плечах… Черт знает что… В семь должен прийти Артам, я едва не проспал из-за этого кошмара. Я сунул голову под кран, струя холодной воды привела меня в норму. Растеревшись жестким полотенцем, я услышал звонок и пошел открывать дверь, полностью уверившись в том, что это был всего лишь болезненный кошмар, навеянный бессонной ночью.

* * *

Мы сидели с Гвельтовым в маленьком, пропахшем рыбой кафе на набережной. Разговор не клеился. Он не клеился уже целую неделю, с той минуты, как я открыл ему дверь после визита в полицию… Дальше так продолжаться не могло. Я должен был или все ему рассказать, или потерять своего единственного союзника. В создавшемся положении я не мог этого допустить, хотя отлично понимал, что, рассказав Артаму все, я должен буду выдать нечто очень личное, невольно совершу предательство по отношению к Весте и, может быть, положу конец всей этой истории… Причем я вовсе не был уверен в том, что хочу этого конца. Вообще я плохо представлял, каким образом можно перевести в слова все свои ощущения и переживания этих дней. Ощущение дождя, например, неотвратимости надвигающихся событий или этот последний полубредовый сон… В то же время я отлично сознавал, что, продолжая хранить молчание, я невольно становлюсь соучастником каких-то надвигающихся на нас событий, значение которых может быть настолько велико, что личная судьба одного человека окажется перед их лицом слишком незначительной.

Словом, мы сидели в кафе, ждали заказ вот уже минут сорок и хранили убийственное молчание. Единственная доступная нам тема работы была полностью исчерпана еще несколько дней назад. После пропажи журнала наша деятельность зашла в тупик. Лихорадочные попытки повторить опыт ни к чему не привели. Мы даже не смогли поддержать жизнь в той первой, случайно найденной в колбе колонии. Тепличный режим термостатов и специальных питательных сред, которыми мы старались поддержать ее развитие, оказался для нее губительным. Я не совсем понимал отношение Гвельтова ко всему происшедшему, он чересчур легко перенес обрушившиеся на нас несчастья, словно они его совершенно не касались, словно вся эта история не имела ни малейшего значения. Объяснял он это тем, что, собственно, открытия никакого не было. Была шальная, преждевременная удача. Она, по его мнению, просто не имела права на существование.