Отрок. Перелом - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Гамаюн, Евгений Красницкий cтр.№ 55

– А Челышу? И отцу тоже?

Десятник уважительно качнул головой:

– Молодец, своих не забываешь. Но мы ведь договорились, кто говорит, тот и жить будет. А твой Челыш, как рыба, молчит. Хоть бы поддакнул, что ли.

– Так не может он говорить. С рождения.

– М-да… Еще на одного говорливого меньше. Ладно. – десятник обернулся к Одинцу. – Одинец! Напои обоих. Только теперь, парень, на тебе и твоего Челыша жизнь. Так что думай.

Пока мальцы пили, Игнат и так и этак вертел в голове услышанное. Вроде все срасталось, и малец не врал и. Непонятно только, чего старшой их так упирался? Из-за нескольких коней да рухляди? Оно, конечно, норов – дело такое. А может, тут еще что крылось? И десятник опять посетовал, что рядом не было Арсения с Дормидонтом.

– Значит, говоришь, так вшестером с самой весны и живете? И все время здесь?

– Не-е… Плаха все больше шатался где-то. Но вертался всегда. Он вообще пришлый, не наш.

По тому, как чуть шевельнулся при этих словах их старшой, Игнат понял, что угодил в цель. Только в какую? Хрен знает. Главное, не останавливаться.

– А куда этот ваш Плаха ходил? Он не сказывал?

– Нет, не говорил.

– А сам как думаешь? Не по девкам же. А?

– Не знаю я! Не говорил он. – в голосе мальца чувствовалась неуверенность: то ли действительно не знал, что еще сказать, то ли скрывал что-то.

– Ну, не знаешь, так не знаешь. Верю. Считай, и ты, и батька твой, и Челыш теперь жить будете. От холопства не отвертитесь, но все лучше, чем в могиле. – Игнат всем видом показывал, что, слава богу, эта канитель закончилось и можно расслабиться. – Только вот что скажи: казну епископскую он на старом капище спрятал? Или еще где?

– Да не казна это была! – взвился пацан и тут же осекся, поняв, что брякнул лишнее.

– Не казна? А что? – этого Игнат никак не ждал. Куньевцы зимой туровских дружинников знатно потрепали; наверняка взяли не только воинское железо, но зимой серебра ратнинские в Куньевом не ахти как много нашли. Про казну-то десятник просто так ляпнул – откуда она там могла быть? – а пацан поймался. А ну-ка, ну-ка…

– Так что там, говоришь, было? – ратник снова взялся за нож, покручивая его в руке. – Ну, что замолчал?

Мальчишка словно подавился. Уперся глазами в землю и молчал. Можно было попробовать сломать его железом или огнем, но отец-то явно поболее него знал.

– Молчать, стало быть, решил? – снова обратился десятник к пленнику. – Ну, как знаешь. А я пока у батьки твоего поспрошаю. Глядишь, он разговорчивей станет, – и двинулся к старшему.

Ершик побледнел еще больше, но все же подхватил охапку сухих еловых веток и выразительно глянул на командира, а мальчишка заблажил:

– Ты обещал! Ты слово дал! Говорил, огня не будет!

– Заткните рот паршивцу! – рыкнул на своих помощников Игнат. – И сопли подберите. Не закончили еще. Одинец, мать твою! Забыл, что говорено? Шевелись! – С допросом нужно было спешить: долго отроки не выдержат. Им и так досталось за это утро.

Подойдя к старшему из пленников, все так же сидевшему привязанным к дереву, Игнат освободил его рот от куска войлока, забитого туда Тяпой.

– Ну, что голубь белый, говорить будем? Или и дальше думаешь немым притворяться? – Игнат понемногу раздражался. – Я тебе, милок, вот как скажу… Я, как видишь ратник, человек воинский. Спрос вести – дело для меня непривычное. С железом острым в поле поиграть – это одно, а вот спрос… Для того у нас другие люди есть, и они в живодерстве толк знают. У Бурея и колода дубовая поет. Слыхал небось про него? – Пленный вздрогнул, а Игнат ухмыльнулся. – Вижу, слыхал. Только от него целым да непокалеченным пока никому уйти не доводилось. Вот и думай. Ты, гляжу, решил молчать до последнего, а стало быть, Бурея дожидаешься. Ну и хрен с тобой, я с твоих сопляков начну – все одно им смерть.

Игнат быстро вернулся к привязанным мальчишкам и, ухватив за шею безгласного, спросил еще раз:

– Ну, заговоришь? Нет? Твое дело. С этого начну! – и блестящее лезвие сверкнуло у горла мальца.

Тот судорожно задергался и что-то замычал, пытаясь вырваться. Игнат пережал мальцу кровяную жилу на шее большим пальцем и тут же полоснул ножом по горлу. Хлынула кровь, и отрок, дернувшись и выпучив глаза, вдруг обмяк.

Лица Одинца с Ершиком стали серо-зелеными, а Тяпа, похоже, вообще не понимал, ни что происходит, ни что с ним самим. Но, к удивлению Игната, ни один не сомлел.

Десятник перерезал веревку, державшую пленника у дерева, и, бросив его на землю, глянул на Одинца. Сил у того хватило только чтобы кое-как пнуть Тяпу и с ним вместе утащить окровавленное тело в кусты. Там они и остались, не в силах вернуться.

Задергался и по-девичьи тонко заверещал второй мальчишка. Игнат ухватил его за шею. Точно так же, как и первого.

– Ну? – в голосе звучало откровенное остервенение. – И своего не жаль? Не опоздай, смотри.

– Серебро там! Серебро! Оставь сына! – не выдержал наконец пленник. – Плаха спрятал, думал на него татей нанять. Оставь сына!

«Сломался! Теперь заговорит, – удовлетворенно подумал Игнат. – А мои-то, мои! Не ожидал. Не всякий новик такое сдюжит. Надо бы отметить, когда в Ратное вернемся».

Слишком внезапно случился первый бой, не ожидали отроки такого, хоть и готовились все к ратной доле. Однако своих наставников они не подвели: никто не струсил и не отступил, но когда все закончилось, произошло то, о чем им никто не рассказывал. Впрочем, не они первые и не они последние – все, кому выпадает воинская стезя, с этим сталкиваются. Не было в том вины или недосмотра наставников – не подготовишь к такому, каждый сам должен через это пройти.

Егору наконец удалось выкроить время, чтобы пообедать дома, обстоятельно и с удовольствием, впервые почти что за седмицу. Все последние дни крутился так, что и поесть было недосуг: перехватывал что-то мимоходом, а на большее времени не оставалось.

Мало того, еще и Чума накануне устроил потеху – десятник едва-едва успел вмешаться, и то потому, что каким– то чудом оказался неподалеку. Ну, ладно бы Фаддей просто напился, так с чего его понесло скандалить к Алене на двор? И сотник там со своей родней не ко времени оказался – не иначе черт по кривой дорожке послал этого Алексея под руку.

Пришлось вступиться – только кровной вражды с Корнеем не хватало сейчас для полного счастья. Хорошо, этот пришлый и сам не особо рвался в драку – хоть тут повезло, обошлось.

Оттащил домой сомлевшего и оттого утихшего Чуму, а на следующий день новая потеха: Егор пришел к Фаддею с утра пораньше, чтобы голову ему поправить за вчерашнее непотребство, и столкнулся в дверях с Настеной. Сам Фаддей лежал враскоряку, перевязанный промеж ног, и матерился, его Варька крыла на чем свет стоит Лисовинов и почему-то особенно поминала Аньку и кошку ее, привезенную из Турова.