Отрок. Перелом - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Гамаюн, Евгений Красницкий cтр.№ 54

И он кивнул головой.

– Ну и хорошо, – лицо у Игната стало добрым, как у попа, крестящего смазливую девку. – Вот сейчас скажешь, что надобно, и отправим тебя по реке до самого Ратного. А там Настена тебя враз на ноги поставит. Как? Согласен?

– Не могу. Корень молчать наказывал.

– Эт старшой ваш? Так нет его больше. А то чтоб я тебя спрашивал?

– Словом Перуна…

– Э-э, так ты что, в Перуновой дружине? – на лице Игната прорезалось недоверие. – Не молод ли?

– Нет еще. Он меня обещал… Посвятить…

– Ну, как знаешь. Жизнь тебе дарить за здорово живешь не могу – свои не поймут. Будешь говорить? Или в кусты тебя отволочь?

Мысли у раненого в голове путались, и надежда заставила забыть все: и приказ старшего, и то, что слова Игната даже отдаленно на правду не походили – на чем по реке его отправят, а главное – куда? По этой реке до Ратного не дойдешь.

– Скажу. Что знаю, скажу.

– Ну вот и ладушки. Вы кто? Откуда? И чего здесь ищете?

– Трое нас… Было… Корень с племяшом, я да сын его, малец еще. Да еще двое сирот. Куньевские мы. Сбежали, когда Корзень резать всех пришел. С тех пор и перебиваемся.

– Эт что? Вы все, стало быть, из Куньева? Так? – Игнату и впрямь стало интересно. – И как же спаслись?

– Так мы на капище были, требы клали. Ну, когда Корзень на дороге Славомира положил. До села дойти не успели. А мальцов потом в лесу подобрали… – раненый вдруг дернулся и то ли потерял сознание, то ли помер.

Игнат ждать не стал, только кивнул Одинцу. Тот поспешно плеснул водой из походного бурдюка раненому в лицо. Тот очнулся, облизал губы, но говорить уже, видимо, не мог.

Десятник вздохнул и направился к Корню.

Тот, уже хорошо припекаемый костерком, изо всех сил елозил ногами, пытаясь то ли перекинуть их через колья, то ли просто как-то охладить.

– Ну и как? Не жарко? Что молчишь, Корень? – Игнат со знанием дела и не спеша отбирал веточки для затухающего костра. – Яйца, гляжу, еще не запеклись? Ну– ну, молчи. Новик твой, что знал, уже выложил. Сейчас за щенка возьмемся.

Пленник снова рванулся.

– Да не шебуршись ты так, пока за другого. А хором не запоете, так и твоего здесь рядом посадим. Ну, молчи, молчи. – Игнат обернулся к Тяпе и Ершику. – Рот ему заткните чем-нибудь, чтобы говорить не мог.

Подбросив еще веток в костерок, Игнат двинулся к мальчишкам, по дороге вытягивая из ножен небольшой, но богато украшенный нож. Когда-то похожий всегда носил при себе Гребень, а потом и его выученики переняли у него эту привычку. Что пожиже способнее ложкой есть, а мясо с хлебом кромсать боевым кинжалом или засапожником несподручно. Ну, и к другому делу бывает порой годен больше, чем его более крупные родичи. А уж украшать рукоять резьбой позже начали.

Так, поигрывая сверкающим лезвием, Игнат подошел к связанным мальчишкам, остановился шагах в трех и, расставив ноги, качнулся разок с пяток на носки, разглядывая полонян. Но между делом отметил про себя, что ученики его все прямо на лету схватывают: Одинец сам сообразил переместить мальцов в сторону от того места, где их Бронька вначале привязал, да так, что и им своего старшого только сзади сбоку видно, и тот их только самым краем глаза цеплять может. Ну, и перевязали их Епишка с Сидоркой по-другому, понадежнее.

– Чего батька твой так упирается? – добродушно, почти по-родственному обратился Игнат к одному из мальчишек, – нам ведь всего-то узнать надо, чего вы на нас кинулись? Остальное и не интересно. – Помолчал и продолжил: – Ну, он, понятно, норов показывает. Я б на его месте тоже покочевряжился. Да и по голове его не слабо приложили, не отошел еще. А ты-то чего? Отец из-за такой малости увечным может остаться: мы бы и рады с ним по-доброму обойтись, да нельзя, он ратник, свою судьбу сам выбрал. За то ему и при жизни честь, и после слава. Но ты даже и не новик еще, слова воинского не давал. Боги на тебя не прогневаются, если отца спасешь. Сам подумай: ну, не будем мы знать, какая оса вас в жопу куснула, подумаешь. Переживем. А стоит оно того, чтобы батьку на муки оставлять? Ну, чего молчишь?

Лицо отрока, поначалу не отражавшее ничего, кроме упрямства, дрогнуло.

– А как вы дальше жить станете, подумал? – добавил ему сомнений Игнат. – Вон, глянь – Ершик опять веток в костерок подкладывает. Еще немного и можешь и дальше молчать – разницы уже не будет. Ну? Чего вам приспичило наших отроков резать?

Пламя между ног старшого с треском взвилось, и тот помимо воли замычал сквозь кляп. Этого оказалось достаточно, чтобы мучения отца и сомнения, заброшенные в голову мальчишки Игнатом, развязали язык.

– Да не хотели мы никого резать! Не хотели! – заорал он. – Огонь уберите! Обещали же! Скажу!

Игнат обернулся и махнул рукой Ершику. Тот быстро откидал и притушил горящие ветки.

– Видишь, мы слово держим. Пока говоришь правду, и мы по-человечески, – продолжил наставник. – Резать, стало быть, не хотели? Но ведь порезали – вон лежит. Не старше тебя малец, и тоже жить хотел. За невестой своей кинулся, а вы его по горлу железом. Не по-людски это.

Отрок помолчал, переводя дыхание, и снова заговорил:

– Это Горюня, братан мой. Он все твердил, что бабу в дом надо. Его девку тогда со всеми увели…

– Это который тут лежит?

– Не, это Плаха. Его батя с собой взял, когда ваши Кунье вырезали, а до того он у волхва в услужении жил.

– Да? – оживился Игнат. – Тяпа, ну-ка глянь, жив он там?

Но раненый уже почти не подавал признаков жизни. Не помер еще, но и не жилец.

Игнат зло сплюнул. Вот не повезло, так не повезло. А ведь человек, крутившийся в услужении у волхва не один год, много тайн мог хранить. Эх, знать бы заранее…

– Вы что, в самом деле из-за девки в такую свару полезли? – недоверчиво поинтересовался он. – Не врешь?

– Так мы ж поначалу решили, что мелюзгу огороды чистить пригнали. Кто ж знал?..

– Значит, из-за девки вся каша. Вот уж, действительно, попу нашему поверишь – сосуд греха. М-да… Ну, а где добро ваше? Не под елкой же ночуете?

Мальчишка насупился.

– Ну, ты уж, друг, не крути… – Игнат подпустил в голос раздражения, – начал, так говори все. Добро-то вам сейчас без пользы, все одно потеряно. Молчать будешь, мы опять костерок разведем. А заговоришь – целым останешься. И сам, и батька твой. А живым да здоровым и в холопах веселее, чем в земле мертвым и покалеченным. Ну?!

Отрок поморщился, поерзал, глянул в сторону отца и все же заговорил:

– Версты полторы по реке – весь брошенная. Захоронка там общая… Была… Ну, если беда придет. Вот, пригодилась… Воды дайте, – вдруг совсем смирно попросил мальчишка; видно, сказал все, что считал важным.

Игнат кивнул, и Одинец поднес ко рту пленного плошку с водой, но тот, не приняв, спросил: