Отрок. Перелом - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Гамаюн, Евгений Красницкий cтр.№ 35

А теперь. Брякнул, не подумав.

«Ну, кто за язык-то тянул? Хошь-не хошь, а лезть в эту свару придется, а на хрена, спрашивается? Корней, конечно, не родня, хотя, как глянуть… Мать говарила, что и с Лисовинами через кого-то там они в родство входят. Ну, если поискать как следует – нашлось бы. Не намного и дальше, чем к Пимену, надо думать. Коли бы не дядья-покойники с их советами, так, глядишь, и Корней родней бы признавал. А родней он даже и дальней не разбрасывается. Вон, Илюху– обозника и то пригрели…

А теперь, как ни глянь, хоть против одного, хоть против другого меч подними – все одно против родни. Опять же, Корней, как ни крути – сотник. На верность ему клялся. Измены ни они, ни сам себе простить не смогу. Что теперь делать? Слово– то Егору дал.

Окажутся сверху Устин со Степаном, на их благодарность рассчитывать не приходится. В такой драке выжить – уже счастье, это не с лесовиками резаться. Один Андрюха чего стоит, даром что увечен. Да и сам Корней не подарок. И каждый – противник, что уж себе-то врать. А там и Лавр не промах. А потом ведь и Лука непременно ввяжется, Рябой с Игнатом… Про старосту и думать неохота, они с Корнеем, говорят, с детства дружки закадычные, да такие, что Степку-мельника и родство с Аристархом не спасет. А если их порубить, много от Ратного останется? На пару десятков наскребется ли?

А Корней верх возьмет – вошкаться не ста, нет, под горячую руку всех, кто поперек пошел, под корень вырежет, Корзень, он Корзень и есть! Вот тогда точно конец. И семью не пожалеет. Да и по закону всем мужам в семьях, против сотника бунтовавших – смерть».

А сын? Ему за что голову класть? Только жить начинает.

Что же делать?! В бунт идти – смерть либо бесчестье. Не пойти с десятником – слово рушить, а это для ратника все равно что смерть – никто руки не подаст. Для семьи тоже конец: кто же сыну клятвопреступника десяток доверит?

«Как быть-то? И родных, и себя к краю подвел. Варюха пока не знает, а как ей такое скажешь? А ведь дочкам замуж идти… Ох ты, мать моя. Им-то как теперь? Кто ж их возьмет, от такого отца? Что ж делать-то? ЧТО ДЕЛАТЬ?»

Следующим утром у ворот отроки в полной готовности ожидали привычной утренней пробежки. Наставники задерживались.

Первым пришел Игнат, но, даже не поздоровавшись, уселся на скамью, откинулся спиной на тын, вытянув ноги, прикрыл глаза и, кажется, даже задремал. Отроки переглянулись: сегодня самый добрый из наставников вел себя необычно, но понять, что бы это значило, они не могли.

Некоторое время спустя пожаловал Леха Рябой и, так же как и Игнат, не замечая мальчишек, примостился на той же скамье.

Лука появился еще позже. В домашней рубахе и стоптанных сапогах – видимо, в чем ходил по двору, в том и пришел. Поздоровался с Игнатом и Рябым и, сумрачно глянув на выстроившихся отроков, наконец спросил:

– Вчера домой гурьбой шли?

Отроки в недоумении переглянулись.

– Вы что, с утра в нужнике мозги забыли? Я спрашиваю, вчера домой гурьбой шли?

– Ну да, дядька Лука… – решился ответить самый бойкий на язык Коська Карась.

– Как Гераська со своими Веденю метелил, стало быть, видели? – протянул наставник.

– Так это… Мы думали, они сами… – начал было Карась, но, поймав взгляд десятника, стушевался и сник. – Ага… Видели…

Лука молчал и только смотрел – сумрачно, не по– хорошему. Отрокам, уже почуявшим недоброе, от его взгляда стало совсем уж маятно и неуютно. Если бы рыжий десятник ругался, даже материл по-черному, тогда бы мальчишки знали, что хоть и сотворили непотребное, но содеянное исправимо. Но десятник молчал.

– Значит, видели, – подтверждая какую-то мысль, наконец кивнул Лука. – И мимо прошли. На гулянку, должно быть, опоздать боялись. Все, гуляйте дальше… – Повернувшись, зашел в ворота и скрылся из виду.

Леха Рябой, скользнув взглядом по строю отроков, как по пустому месту, отправился следом.

Игнат горестно вздохнул, покачал головой и тоже повернул к воротам.

– Дядька Игнат… – Не выдержал пытки неизвестностью длинный и худой Талиня.

– Чего тебе? – полуобернулся десятник.

– А чего это они? – отрок кивнул вслед уходящим наставникам.

Игнат, казалось, даже удивился вопросу:

– У вас, что, и вправду мозги дерьмом заплыли? Вы десятника своего бросили. И что вам тут еще не ясно?

– Так мы думали, они свое решают, мало ли… И раньше бывало. – перебивая друг друга загалдели мальчишки.

Игнат снова вздохнул и тоном, каким учат титешников не совать пальцы в огонь, заговорил:

– Вы, конечно, не ратники, а пока ученики воинские. Были. – добавил он, чуть помедлив, – а значит, понимать должны: воинское братство крепче даже родового. Между собой всякое бывает, но против чужого всегда вместе! А вы? На вашего десятника четверо навалились, и вся ему подмога – две сопливые девчонки! И ведь отбили! Девчонки! Кому и на что вы после этого сдались? И не важно, что он в старших всего полдня пробыл – вы его сами признали. Да и какая, к хреням, разница, десятник или нет – вы СВОЕГО бросили! Понятно? – Игнат досадливо поморщился. – Себя вы опозорили – ладно, вам жить. А Луку и нас с Лехой зачем? Кто ж нам учеников после такой стыдобы доверит? Теперь гляди, десяток бы не разбежался. А-а-а! – Игнат со злой досадой коротко махнул рукой и поспешил за товарищами.

Некоторое время отроки ошеломленно переглядывались.

– Это что же, – осторожно озвучил общую мысль Коська, – выходит, кончилось наше учение?

– Да вы что, не понимаете? Прогнали нас! С учения воинского прогнали!!! – сорвался в крике Ефим Одинец, крепкий невысокий парень, который всегда раньше всех являлся по утрам и отличался прямо-таки звериным упорством во время занятий. – Как я домой пойду? Я ж один у мамки остался, вся надежа у нее на меня!

Отроков как кнутом стеганули: и вправду, что делать? То, что теперь каждый может презрительно ткнуть в них пальцем – это не беда, вовсе не беда, а вот то, что дорога в новики им теперь навсегда заказана…

На мальчишеских лицах по мере осознания глубины и необратимости постигшего их несчастья стала появляться растерянность, близкая к панике. Это же навсегда! На всю жизнь!

Ведь предательство хуже трусости, в сотне и за меньшее смертью карали. Судьба Андрея-Плясуна, которого казнили во время похода на Кунье, у всех еще на памяти. Их-то, понятно, убивать никто не станет, а толку-то?

Как теперь родным на глаза показаться? А родне как жить? Родного сына из дома гнать? Куда такого пристроить? И в обоз, пожалуй, не примут. Только с холопами на поле вместе горбатиться. У кого семьи большие, еще как-то вытянут, а что таким, как Ефим, делать? Одинцом его и прозвали как раз из-за того, что он в роду последний остался.