Крестовые походы. Войны Средневековья за Святую землю - читать онлайн книгу. Автор: Томас Эсбридж cтр.№ 82

Это послание Саладин пожелал довести до сведения сирийцев, но, хотя его слова действительно кажутся энергичными, вряд ли они могли оказать решающее влияние на политику. Скорее всего, страх перед потенциальным союзом Мосула и Алеппо в конце лета привел Ибн аль-Мукаддама на сторону Саладина, который призвал его на помощь Дамаску. Именно на такую возможность надеялся султан. Оставив своего брата аль-Адиля управлять Египтом, Саладин в октябре 1174 года вошел в Сирию, имея при себе армию для силового подавления возможного сопротивления и, что еще более важно, десятки тысяч динаров для покупки поддержки. 28 октября он мирно вступил в древний город.

Один из биографов Саладина описал этот день, стараясь подчеркнуть личную связь султана с Дамаском, городом его детства. Он заверил, что Саладин первым делом направился к своему дому, и люди шли за ним ликуя. Его щедрость тоже не осталась без внимания. «В тот же день он раздал людям крупные суммы денег и показал, что он доволен и очарован жителями Дамаска, так же как и они им. Он подошел к крепости, и его власть была твердо установлена». Чтобы подчеркнуть традиционность и великодушие своего правления, Саладин отправился на молитву в мечеть Омейядов, приказал немедленно отменить некораническое налогообложение и запретил мародерство. Позднее он назвал свою оккупацию города шагом на пути к взятию Иерусалима, утверждая, что «воздерживаться от священной войны — преступление, за которое не может быть оправданий». Но все же многие не были убеждены заявлениями Саладина. Например, Юрдик, его бывший союзник по Египту, перешел на сторону Алеппо. Даже франки, живущие в Палестине, знали о начавшейся борьбе за власть, и один латинский современник заметил, что оккупация Саладином Дамаска идет вразрез с «верностью, которую он обещал своему повелителю и хозяину [аль-Салиху]». [175]

Тем не менее в конце 1174 года некоторые сирийские мусульманские правители приняли решение поддержать Саладина, рассудив, что это их самый верный шанс уцелеть, и султан смог распространить свою власть на север, проведя ряд в основном бескровных кампаний. Теперь он контролировал Хомс, Хаму и Баальбек (где Ибн аль-Мукаддам в награду за верность занял пост командующего). Саладин постарался найти оправдание для всех этих завоеваний. После Хомса он написал: «Мы сделали этот шаг не для того, чтобы захватить новые владения для себя, а чтобы поднять знамя священной войны». Его противники в Сирии стали, по его заверениям, «врагами, мешающими достичь нашей цели в отношении этой войны». Он также подчеркнул, что принял меры к сохранению города Хомса, «зная, как близок он неверующим». Однако в более личном письме, написанном примерно в это же время и адресованном племяннику Фаррух-Шаху (бывшему очень способным помощником своего дяди), изложен менее приукрашенный взгляд на события. Здесь Саладин резко критикует «жалкие умы» жителей Хомса и признается, что «ключ к этим землям» — создание собственной репутации справедливого и снисходительного человека. Он даже пошутил относительно своих будущих перспектив. Теперь его главная цель — Алеппо. Это название по-арабски (Halab) также означает «молоко» или «дойку». Саладин предсказал неминуемое падение города, заявив, что «нам надо только подоить, и Алеппо будет наш». [176]

К началу 1175 года Саладин уже мог представить для Алеппо нешуточную угрозу, но, несмотря на его смелое предсказание, город оказался крепким орешком и остановил распространение власти султана на территорию Сирии на годы. Наличие грозной цитадели Алеппо и сильного гарнизона означало, что любая попытка осады потребует терпения и обширных военных ресурсов. Но даже в случае успеха такой прямой подход, вероятнее всего, приведет к затяжному и кровавому конфликту — такой вариант не вписывался в тщательно создаваемый Саладином образ скромного защитника ислама. Султан, вероятно, надеялся, что противники дадут ему повод для нападения на город, оскорбив или даже убив аль-Салиха, но Гумуштегин был слишком умен, чтобы совершить подобную глупость. Юный наследник Зангидов, источник законности, был ценнее живым — марионеточным правителем в его руках. Гумуштегин даже убедил мальчика произнести эмоциональную слезную речь перед жителями города, моля их защитить его от тирании Саладина.

Чтобы еще больше усложнить положение, правители Алеппо и Мосула отбросили былые противоречия, чтобы объединиться против Айюбидов. В течение следующих полутора лет Саладин оставался в Сирии, проведя ряд ограниченных по времени и по большей части ничего не решивших осад Алеппо и расположенных вокруг городов. В апреле 1175 года, а затем годом позже — в апреле 1176 года он сталкивался с объединенными силами Алеппо и Мосула в решающих сражениях и оба раза одержал убедительные победы. Эти конфронтации укрепили репутацию Саладина как ведущего исламского полководца и доказали превосходство опытных армий Египта и Дамаска. Но на практике они тоже не дали ничего существенного. Убежденный, что господства над Сирией нельзя достичь, проливая мусульманскую кровь, Саладин хотел ограничить размер конфликтов между мусульманами и запретил своим войскам преследовать отступающих противников. Таким образом, те получили возможность «зализать раны» и перегруппироваться.

К лету 1176 года комбинация сдержанной военной агрессии и непрерывной пропаганды вроде бы достигла цели. Гумуштегин остался у власти в Алеппо вместе с аль-Салихом, а Саиф ад-Дин в Мосуле, но эти союзники постепенно были вынуждены пойти на некоторые уступки. Право Саладина править на захваченной им территории к югу от Алеппо было признано в мае 1175 года. Впоследствии его статус был официально признан багдадским халифом. Когда в июле 1176 года установился мир, Саладин признал, что не может больше называть себя единственным защитником аль-Салиха (хотя султан упорно продолжал именовать себя слугой Зангидов), но к этому времени правитель Алеппо согласился, хотя и в весьма туманных выражениях, выделить войска для участия в священной войне.

На протяжении этого периода Саладин пытался, и небезуспешно, нанести ущерб репутации Гумуштегина и Саиф ад-Дина, постоянно обвиняя их в переговорах с латинянами. Саладин часто писал халифу, жалуясь, что они создали предательский союз с христианами, закрепленный обменом пленными. Также он осудил мир, который заключил Ибн аль-Мукаддам с Иерусалимским королевством в 1174 году. Султан пытался изобразить свои сирийские кампании идеологической борьбой за объединение ислама против франков. На самом деле все это было чистейшей пропагандистской риторикой, поскольку сам Саладин заключил в этот период с латинянами два мирных договора. [177]