Московит - читать онлайн книгу. Автор: Борис Давыдов cтр.№ 31

– Ишь, чего выдумал! Ярема – прославленный лыцарь, всей Европе известный! И не таких врагов бивал!

– Ты нам здесь нужен! Всему Войску Запорожскому!

– Не терпится голову сложить, что ли?

– Как смеешь столь дерзко говорить с паном гетманом?! – вставил свой негодующий голос в общий гвалт Иван Выговский, главный писарь.

Кривонос услышал его и яростно сверкнул глазами, оскалив зубы:

– Смею! И не тебе, чернильная душа, мне то в укор ставить! Не твоего сына на кол сажали у тебя на глазах!

– Тихо, браты-товарищи! Тихо!!! – повысив голос, хлопнул сильной рукой по столешнице тот, кого называли гетманом.

Не сразу, но довольно быстро восстановилось спокойствие. Выговский – сухощавый, узколицый, с близко посаженными глазами, укоризненно покачивал головой, всем своим видом говоря: что же вы, казаки, как не стыдно свары да скандалы затевать в присутствии ясновельможной гетманской особы… Кривонос, хрипло дыша, глотал воздух раскрытым ртом, и вид у него был словно у безумца. Приступ бешеной ярости, накативший, как всегда, внезапно, проходил не сразу, и в эти минуты попадаться ему под горячую руку не рисковали даже самые отчаянные храбрецы.

Хмельницкий, выдержав паузу, подал знак, и слуги проворно наполнили кубки.

– Браты-товарищи! – снова возгласил Богдан своим сильным, звучным голосом, которому привыкли внимать многие тысячи. – Мыслю так: не бранить надо Кривоноса и не отговаривать, а похвалить и поднять чарки за здоровье его, помолившись за успех! Счет у него к Яреме свой – лютый и кровавый, то всем нам известно. Может, святой и простил бы Ярему, подобно тому, как Спаситель и страдалец за весь род людской простил на Голгофе разбойника, хулившего его и насмехавшегося над ним… Может, сказал бы: «Хоть злодей и кровопивец ты, княже, хоть лютое горе мне причинил, а не мне тебя судить! На то Бог есть на небеси! Придет Страшный суд – дашь ответ за дела свои!» Но ведь мы не святые, браты! Грешны мы все, ох, грешны… Коли Кривонос требует отмщения – то его право, и никто ему препятствовать не смеет! Ступай, Максиме, да вдобавок к своим молодцам набери еще тысячу, из любых полков. Бог тебе в помощь.

– Батьку!!! – издал то ли ликующий вопль, то ли рычание казак, метнувшись к гетману. Никто не успел ни помешать ему, ни даже привстать с места – таким стремительным был бросок. Хмельницкий инстинктивно выставил вперед руку; ее и схватил Кривонос, припал, жадно целуя пересохшими от волнения губами. По его лицу текли слезы, к горлу подкатил шершавый комок, перехватывая дыхание. Казак трясся всем телом, чуть слышно твердя в промежутках между рыдающими всхлипами: – Батьку… благодетель наш… Да я умру за тебя… Любого недруга твоего… своими руками… Зубами буду грызть!.. Да хоть всю землю обойди – преданней Максима не сыщешь!..

Подопригора-Пшекшивильский, получив приказ немедленно явиться к князю, был готов ко всему. В том числе – к самому худшему. Ра-зум и здравый смысл, хорошо сочетавшиеся в его голове с истинно польским гонором и бесшабашностью, подсказывали: ясновельможный не просто так провел столько времени в приватных беседах со странным и страшным московитом. По всему выходило, что негодяй Анджей не лгал, утверждая, будто имеет важные и секретные сведения, предназначенные лишь для княжеского уха. В противном случае, вместо того, чтобы стать первым советником князя, попал бы на палю, составив компанию посланцам самозваного гетмана… (На этом месте ротмистр горько усмехался, осторожно поглаживая все еще саднящую кисть и прикидывая, сколько стражников московит уложил бы, прежде чем его одолели.) Следовательно, князь должен быть доволен. Теоретически. А как выйдет в реальности, один Езус ведает! Пути Господни неисповедимы, а поступки сильных мира сего – тем более.

Князь вполне может разгневаться из-за его нерасторопности и неумелости. Мало кто придет в восторг, ощутив чужую цепкую руку на своем лбу, а холодную сталь – у собственного горла! Будь он на месте князя, незадачливым охранникам влетело бы так… Ротмистр зябко передернул плечами. Но, Матка Боска, кто же мог предвидеть?! Чтобы шестеро сильных мужчин, проворных и решительных, привычных к оружию, не справились с одним?! Да еще если в числе этих шестерых пан Дышкевич, который кулаком быка оглушить может! Рассказать кому – не поверят! Засмеют так, что хоть пулю в лоб пускай от позора…

Но, увы, это не оправдание. Раз ясновельможный князь подвергся смертельной опасности – виновна в том охрана, и только охрана. Должна была хоть из кожи наизнанку вывернуться, а господина уберечь. И пан Дышкевич это понимает, как никто другой, не зря ходит, словно породистый пес, облитый помоями… Еще бы, такой стыд!

…Словом, молодой ротмистр, хоть и надеялся на лучшее, мысленно препоручил себя и Езусу, и непорочной Матери Его, и всем святым угодникам и великомученикам. Может, и обойдется. Раз московит оказался таким ценным…

На полпути его перехватил иезуит Микульский.

– Проше пана, вы слышали последние новости? – возбужденно затараторил святой отец. – Мы спешно покидаем замок!

Ротмистр от потрясения не смог даже слова вымолвить. Издал только невнятный звук.

– Да, ясновельможный распорядился: как можно скорее, минуты лишней не тратя, приступать к сборам! Брать лишь самое необходимое. Ну, и все оружие, конечно, весь пороховой запас… А я – я!!! – узнаю об этом чуть ли не последним! Все жолнеры уже знают, мещане, хлопы, евреи… А личный духовник князя – нет! Его княжья мосьц не нашел необходимым переговорить предварительно со своим исповедником! Не испросил совета, не помолился вместе со мною! Как это назвать?! Помяните мое слово, сын мой, – Микульский недобро усмехнулся, – это все козни пана первого советника! Проклятый московит будто околдовал князя! И одному Господу известно, чем все закончится!.. Проше пана, я вижу, вы торопитесь? Тогда не буду задерживать…

И возмущенный иезуит направился куда-то дальше, недовольно бурча себе под нос.

Хоть Подопригора-Пшекшивильский был изрядно ошарашен, но все-таки сразу понял: святой отец, ослепленный обидой, многое напутал. В противном случае опытный глаз ротмистра тотчас приметил бы поднявшуюся суматоху, которая неизбежно сопровождает приказ сниматься с места. Воля князя – если она существовала на самом деле, а не в распаленном воображении иезуита – наверняка была объявлена только что и еще не успела дойти не только до низов, но и до командиров среднего звена.

Святой отец был прав только в том, что без московита здесь наверняка не обошлось…

…Когда накануне вечером князь наконец-то отпустил меня, я чувствовал себя выжатым и опустошенным до предела (что отнюдь не помешало мне через считаные минуты предаваться грешным мечтам об Анжеле). Главное – он согласился действовать по составленному плану. Первым (и очень серьезным) пунктом которого была быстрая эвакуация. Или отход на тыловую позицию. Или… Да называйте как угодно! Хоть бегством. Не в этом суть.

Вот тут Иеремия сопротивлялся буквально до последнего. Хоть и признался в итоге, что эта мысль возникала у него и раньше, но он просто-напросто гнал ее. Настолько тяжело князю было думать, что его гордость – лубенский замок! – окажется в «грязных руках хамского быдла».