России ивовая ржавь (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Мерзлов cтр.№ 29

Лед на полюсах – не что иное, как извечное напоминание о дремлющем в нас несовершенстве, своеобразный карт-бланш райской жизни. При полном благополучии вряд ли кого-то тронешь будущей глобальной неизбежностью. Может быть, именно поэтому и происходят в мире аномалии: гибнут обманутые ростки, а предполагаемый булат превращается в пустой звук.

Жар любви в моем преданном сердце

День за днем постоянным не будет.

Вряд ли кто мог предположить еще вчера, что шаловливо возникшее среди мартовского непостоянства бледно-голубое оконце, сегодня раскроется над головой бескрайним бирюзовым шатром. Этот редкий контрастный миг, когда на голову внезапно, вдруг, сваливается весна, обладает чудодейственным свойством, способным разбудить не только оголтело рвущееся в новизну молодое, не искушенное в окружающих коварствах поколение, но и, в сущности, все живое, все одушевленное. Назавтра – это уже не миг, а нечто исторически неизбежное, а пока…

И так из года в год, из эпохи в эпоху, вспыхивают и гаснут обманутые сиюминутными небесными посулами надежды, с небольшой разницей лишь в глубине восприятия. И совсем неважно, когда в очередной раз повторился этот миг – сегодня или много десятилетий назад. Без детальной атрибутики – он мог произойти когда угодно.

Неизвестно кем и когда насыпанный земляной вал давно слился с ландшафтом, и вряд ли кто-то всерьез задумывался над его происхождением, двигаясь по разбитой грунтовой дороге вдоль него под сенью частокола акаций. Вал плотно зарос дерном, на едко-зеленых, миленьких полянках-затончиках, промеж колючего кустарника каждой весной появлялись скромные фиалки. В тихую солнечную погоду они дарили для тонких ценителей природы свой ненавязчивый аромат. Прагматичный и равнодушный к цветам путник и тот, наверное, не удержался бы от соблазна собрать их в осмысленный тугой пучок.

Сразу за ощетинившимися колючками ниспадающих ветвей акации провисли плети редкой проволочной изгороди. Эта, скорее мнимая преграда, служила напоминанием о некоей принадлежности. Дальше за ней, среди буйного засилья зеленых насаждений, под кустами ежевики виднелись ставшие интерьером местности грозные бетонные казематы. Всякого любознательного могло увлечь желание просочиться туда, сквозь бутафорскую изгородь, на заветную территорию из чистого любопытства. Но по счастью на этой отдаленной от населенного пункта дороге новички и праздношатающиеся были очень большой редкостью. Однако случись подобный казус – его непременно остановил бы грозный окрик часового. Далеко в зарослях, среди вросших в землю казематов, расположилась РЛС (радиолокационная станция), являясь военным ведомством, несла неусыпную службу на границе южных рубежей державы.

С противоположной стороны дороги, неподалеку, метрах в ста пятидесяти от нее, за тряским болотцем стоял одинокий старый дом на столбах в традиционном кавказском стиле, с окружавшими его по периметру хозяйственными, такими же ветхими, как сам дом, постройками. Вдали от основного поселения жили своей обособленной жизнью. Кудахтали куры, гагакали водоплавающие, исступленно лаяли индюки. Низинка в том месте, где стоял дом, имела некоторое искусственное возвышение. Дожди выпадали бессистемно: матушка-природа в этих местах, именуемых субтропиками, даровала их обилие. И когда это случалось особенно продолжительно, лежащие окрест болотистые топи становились сплошными озерами воды, тогда дом с прилегающими постройками, подобно Ноеву ковчегу, одиноко возвышался на небольшой горбинке суши.

Умиротворяющий мирок говорил об устоявшемся укладе жизни жильцов. Во дворе изредка появлялись неспешные люди, в основном женщины, в длиннополых, темных тонов платьях. С довлеющего над болотом вала дом хорошо просматривался, и даже малосведущий, но наблюдательный человек в течение короткого времени мог с легкостью открыть нехитрые особенности обихода жителей.

Один из живших здесь, среди болот, отправлялся каждое утро строго в одно и то же время на работу. Высокий, худощавый, сутуловатый мужчина лет пятидесяти с соколиным профилем, в литых резиновых сапогах, национальной серой войлочной шапочке с кисточкой и с неизменной котомкой на палке за спиной не вызывал воинственной неприязни, но его насупленный независимый взгляд прожигал насквозь – весь его облик никак не располагал к общению. При встрече с ним всякому бы захотелось прошмыгнуть незамеченным мимо. Уходил и возвращался он так четко по времени, что по нему можно было запускать остановившиеся часы, без всякого сомнения в точности.

В ясную погоду, стоило ему исчезнуть из поля зрения, унылый дворик оживал, с его уходом переставал работать непонятный со стороны сдерживающий фактор. К двум занятым хозяйством женщинам прибавлялась еще одна – юная и стройная, с яблочным румянцем на аристократически бледном лице. С высоты вала за ней наблюдала, по крайней мере, пара сосредоточенных глаз. Оттуда было видно, как она стремглав, подобно молодой игривой козочке, слетала с крыльца, охватывала на скорости стоящий посреди двора ствол дерева, делала вокруг него несколько головокружительных движений и поочередно подбегала к каждой из женщин, прикасаясь щека к щеке.

С точностью до минут, следом за ней на деревянной веранде появлялась вальяжная фигура подростка. Соблюдая субординацию, за его спиной в проеме двери застывали две детские фигурки лет пяти, похожие друг на друга, как две капли воды, с одинаково озадаченными маслинками глаз. Изо дня в день все повторялось с завидной последовательностью, будто кто-то влиятельный, но скрытый от праздного взора, уверенно дирижировал этот житейский спектакль. Подросток, постояв некоторое время в раздумье, с ленцой потягивался и неспешно двигался в сторону сараюшек. Через минуту-другую в центр двора высыпали четвероногие: бородатый круторогий козел и три козы – все без малейшего промедления прытью срывались на дорогу, на которой еще пузырились лужи от тяжелой поступи прошедшего. Пробежав десятка два метров, козы останавливались в нерешительности и, как всегда, оборачивались назад. Голос подростка, идущего за ними, заставлял их встрепенуться: отчего они, как скаженные, прыгали с дороги в бок, прямо на зыбкий кочкарник. Ловко перескакивая с кочки на кочку, в короткое время пересекали болото, и вскоре семенили по зеленеющим проплешинам вала. Подросток двигался за ними по дороге далеко в обход гиблого места.

Жизнь в оторванном от мира подразделении протекала строго по распорядку, как и положено внутренним уставом, вне зависимости от погодных условий и времени года. Двадцать человек разделились на классных специалистов и караульный полувзвод. Всеми командовал немолодой капитан с далеко не строевой осанкой и с не менее противоречивой фамилией – Рохмистров. Его напускная строгость открывалась отеческой добротой через несколько минут общения. В подчинении у него, кроме солдат срочной службы, находился немолодой старший лейтенант Твердохлебов, надо отдать должное ему – высококлассный специалист. Он должен был по своим не юным годам и заслугам носить на погонах большие звезды, но печальная печать пристрастия к спиртному задержала его здесь, в отдалении, на весьма и весьма неопределенное время. В прямую противоположность ему, вторым в подчинении был тихий исполнительный старшина сверхсрочной службы Меркулов Саша. За добрый нрав все за глаза звали его просто Санек.