– Живой, кэп? – интересуется байкер, глядя на мою перекошенную от натуги физиономию.
Я отмахиваюсь: мол, не обращай внимания – просто выбился из сил, и все. Затем, шатаясь и едва переводя дыхание, поднимаюсь на ноги, попутно наблюдая, как Ольга отважно выскакивает из своего укрытия и расстреливает из автомата последнего из трех домогавшихся ее летунов. Два других уже получили свою порцию свинца: «Чибис» с оторванной турбинной консолью сползает по изрешеченному куполу, а дымящийся «Грач» валяется кверху брюхом на крыше вестибюля и сучит в агонии манипуляторами. А по кромке купола к Ольге спешат с оружием на изготовку Сквайр и Кондрат. Малость припоздали, спасатели. Но раз их прислали нам на выручку, значит, внизу наступило затишье и лишь мы – те, кто засел на крыше, – все никак не угомонимся.
Неужели мы дожили до очередной передышки, перебив все боеспособное «бешеное железо» в городе? Невероятно!
– Ладно, братец, так и быть, я тебя прощаю, – устало облокотившись на балюстраду, отвечаю я Скептику на его извинения. – А ты меня?
– О чем это ты? – удивляется тот. Почти что искренне. Не знай я его так хорошо, действительно, поверил бы, что у него случился приступ амнезии.
– Как о чем? – возмущаюсь я. – О нашем недавнем разговоре! Том самом, что состоялся, когда я изображал из себя воздушного акробата без страховки!
– А, вон оно что! – припоминает наконец Скептик. – И впрямь, какие глупости порой в горячке не наболтаешь. Просто удивительно, как ты это запомнил. А тем более воспринял всерьез.
– Да уж, – разочарованно вздыхаю я. – И не говори… Видимо, все еще от шока не отошел, вот и несу всякий вздор.
– Ничего, все в порядке, – подбодряет меня братец. – Не волнуйся, даже если ты вдруг окончательно рехнешься, я не обижусь. После всего, на что мы здесь с тобой насмотрелись, это отнюдь не зазорно…
Глава 15
Лейтенанта Поползня убила балка, обвалившаяся на него, когда вражеская армада начала таранить стены театра. Сане Бибенко не повезло сильнее. Он нарвался на снаряд, и останки сержанта приходится собирать по всему правому сектору фойе. Больше погибших нет. Зато хватает раненых. Пуля, выпущенная из пулемета «Борея», прострелила навылет бедро Папаше Аркадию. Максуд Хакимов обжег руку и лицо, не успев отпрянуть от окна, когда под ним взорвался тягач. Академик Ефремов угодил под рухнувшее с баррикады кресло, ножка которого набила ему большую шишку и рассекла кожу на голове. Сквайру отколотый снарядом кусок подоконника, кажется, сломал ребро. У меня на спине красуется оставленный фиксатором «Совы» глубокий звездообразный порез и содраны чуть ли не до кости обе голени. Уворачиваясь от летунов, Ольга рассекла предплечье о рваную купольную кровлю. Кондрат, Туков и Дроссель отделались синяками и мелкими ссадинами, но выглядят не лучше остальных – такими же измученными и помятыми.
Оставив этих троих на наблюдательных позициях, все раненые собираются у баррикады, чтобы оказать себе и друг другу медицинскую помощь. Кунжутов сильно бледен, не может стоять на ногах, но сохраняет присутствие духа и заверяет, что еще способен держать в руках оружие и оборонять рубеж. Лично я полковнику верю. А вот Ефремову – нет, пусть тот храбрится на словах не меньше Папаши. Льва Карловича шатает из стороны в сторону, и он даже не в силах сам обработать себе рану и наложить бинт. Как академик намеревается в таком полуобморочном состоянии стрелять из автомата, мне решительно непонятно.
Ольга отправляется взглянуть, как чувствуют себя в подвале Элеонора, Яшка и Эдик. Все мы беспокоимся насчет них, пусть и не высказываем собственные опасения вслух. Но каждый из нас, уверен, хоть раз да подумал о том, что оставленная с детьми женщина может последовать примеру докторши Ядвиги. Мало ли что взбредет в голову Элеоноре Леопольдовне при звуках близкой канонады. Даже у меня – армейского офицера, – за минувший час душа уходила в пятки чуть ли не ежеминутно. Как наверняка и у других защитников театра, хотя про Дросселя и Ольгу я бы такого не сказал. Так или иначе, а они воевали куда ловчее и отважнее меня.
Слава богу, с нашим тылом все в порядке, если, конечно, не брать в расчет обуревающий обитателей катакомб страх. Который по-прежнему выказывают лишь Яшка и – в меньшей степени – Элеонора Леопольдовна. Эдик не дрожит и продолжает как ни в чем не бывало рисовать. Ольга, разумеется, не может не взглянуть на его последний рисунок. И именно поэтому как только возвращается в вестибюль, с ходу брякает:
– Надо проваливать отсюда. И чем быстрее, тем лучше.
– Куда? – почти в один голос спрашивает у нее половина всех тех, кто собрался у баррикады. Вторая половина нашей компании, включая меня, лишь молча взирает на Кленовскую недоуменными глазами.
– В метро, – уверенно заявляет «фантомка». – И выдвигаться по нему к реке, в сторону левобережных подъемников. Иного пути для нас нет. А здесь оставаться – верная смерть.
– Исключено, – мотает головой Кунжутов, пытающийся скрепить разрезанную на простреленном бедре штанину оставшимися после перевязки обрывками бинта. – Да, нас изрядно потрепали, но мы пока еще в силах дать отпор. Тем более, когда Душа Антея потеряла всю свою боевую технику. А в метро Сурок передавит нас скопом, будто слепых котят. И ты, Ольга, знаешь это не хуже всех, кто здесь собрался. Поэтому я не намерен поддерживать твой план и отдавать приказ к отступлению.
– На последнем рисунке Эдика нарисован вход в метро, – поясняет Кленовская причину своего беспокойства. – Не арка, не склеп, а именно вход на станцию «Площадь Ленина». Я узнала его сразу, как только малыш дал мне взглянуть на свою законченную картинку.
– А почему ты решила, что Эдик показал нам путь к спасению, а не место, откуда нужно ожидать следующего нападения? – интересуется Хакимов, впрыскивая себе в обожженную руку инъекцию обезболивающего.
– Эдик всегда предупреждает нас о чем-то действительно важном, – отвечает Ольга. – За последние дни он предсказал обрыв подъемника на Первомайке, появление капитана Рокотова, сход молчунов к Бивню и атаку на театр. Сами посудите, какая для нас разница, откуда появится следующая опасность: с окраин, с неба или из-под земли? А вот куда нам бежать в случае, если мы не сумеем отбиться – это актуальный вопрос, верно? И что нам вообще известно о Сурке, кроме того, что он носится по рельсам и грохочет?
– По-моему, этого вполне достаточно, чтобы и думать забыть соваться под землю, – отрезает полковник. – Ежели нам и впрямь доведется уносить ноги, то побежим исключительно поверху. Или поковыляем – уж как получится. Повторяю: никакого метро. Пожелай я всех вас угробить, сделал бы это более простым и гуманным способом.
– А ты что скажешь, Тихон? – В поисках поддержки Ольга смотрит на меня.
Под ее вопрошающим суровым взором я слегка тушуюсь. Но отвечаю:
– Я здесь человек новый, но уже не раз успел убедиться, что предсказаниям Эдика можно доверять. Ты внимательно изучила рисунок? Может, помимо входа на станцию, там есть еще какие-нибудь детали, которые ты не сочла важными и о которых решила умолчать?