Ярость Антея - читать онлайн книгу. Автор: Роман Глушков cтр.№ 56

– Вчера после обеда вернулись из дозора Поползень и Хакимов, – продолжает «фантомка». – На северо-востоке тоже тупик. Гусинобродский подъемник сломан, как ты и говорил. И никто, похоже, не собирается его чинить. У нас остается два пути: на север, в Пашино, и на левый берег Оби, где, по твоим словам, уцелели еще две платформы.

– Насколько сложно попасть на другой берег? И что вообще происходит с Обью в «Кальдере»? – задаю я вопрос, который давно не дает покоя и мне, и тем, кто наблюдает сегодня за развитием новосибирских событий. То есть, без преувеличения, практически всему человечеству.

– Километрах в двадцати ниже водопада, там, где раньше были острова, теперь находится широченная и бездонная воронка. Считай, четверть нынешнего Кировского района – это она и есть, – поясняет Ольга. – Туда Обь и утекает. Вся, без остатка. Будто в огромный унитаз. И дырка эта возникла там не сама по себе. Не будь ее, нас давно затопило бы, а здесь разлилось бы новое Обское море. Однако Душа Антея явно к этому не стремится, вот и прорыла водосток. Зачем, хотелось бы знать, ей нужна именно яма, а не бассейн?

– Наверное, это как-то связано с Бивнем, – предполагаю я. – Если он вымахает в высоту на пару-тройку километров, станет вместе с «Кальдерой» походить на тарелку гигантского радара. Ефремову случайно не приходило в голову подобное сравнение?

– Очевидно, приходило. Причем, судя по всему, еще до спуска в яму. Иначе с чего он поперся в самый ее центр, на тот момент понятия не имея о Поющем Бивне? Искать гипотетический излучатель, разумеется. А вместе с ним – канал, с помощью которого можно наладить общение с разумной мантией. Превращенные в монолит края аномалии могут при необходимости стать для голоса Mantus sapiens таким резонатором, что вся планета содрогнется и подвергнется глобальному окаменению. Вспомни, что Лев Карлович рассказывал о своем первом контакте с Душой Антея. Маленький монолитный пятачок под воздействием направленного на него энергетического потока наночастиц заставил дрожать огромное здание. А какова площадь кольцеобразной стены «Кальдеры»?

– Пятьдесят с лишним квадратных километров, – шустро прикидывает Скептик, а я довожу его расчет до собеседницы. И уже от себя добавляю: – М-да, рявкнет так, что мало не покажется.

– Не то слово, – соглашается она. – Ну а за воронкой, дальше по течению Оби, речное дно высохло, и там сейчас вплоть до северного обрыва – грандиозная свалка.

– Неужто кладбище утонувших кораблей?

– Если бы их одних! Ты не поверишь, сколько дряни мы утопили в реке за всю историю нашего города! От пивных бутылок до железнодорожных вагонов и стотонных металлоконструкций. Возле Коммунального моста лежит даже древний аэроплан, представляешь!.. Но это все мелочи. Главное, за воронкой мы сможем перейти Обь где угодно, а не обязательно по мостам. Жаль, передвигаться придется пешком. На автомобиле по захламленному дну далеко не уедешь. Поэтому завтра я предложу Папаше Аркадию проверить перво-наперво подъемник в Пашине, потом узнать, не починили ли платформу на Первомайке, а уж коли с ними не выгорит, будем прорываться на запад, через реку. В какую только цену это нам обойдется – вот вопрос. Но то, что не все дотуда доберутся, – очевидно.

Заикнувшись о неизбежных новых жертвах, Ольга вмиг грустнеет, и пару минут мы поглощаем наш скудный ужин в полной тишине. Но едва я решаю возобновить беседу и расспросить Кленовскую о ее престранном подопечном, как она вновь заговорила. Причем – что забавно, – тоже об Эдике.

– Наверное, тебе польстит, что наш маленький Рембрандт далеко не всем разрешает взглянуть на свои рисунки, – замечает «фантомка», покончив с едой и приступая к завариванию чая. Грубым прадедовским способом – сыпнув горсть заварки прямо внутрь закипевшего чайника. – Ты – третий, кого на моей памяти мальчик допускает к своему планшету. До этого с его картинами имели честь познакомиться лишь я да Сидней Хилл. Остальным «фантомам» приходится верить мне на слово, что Эдик – действительно чертовски талантливый художник.

– Вот как? – удивляюсь я. – И чем я удостоился такой великой чести? С вами все понятно: вы, как я понимаю, заменяете ему отца и мать. Но откуда у Эдика вдруг ко мне такое доверие?

– Попробуй узнать это у него самого, – пожимает плечами Ольга. – Возможно, чего-нибудь и добьешься. Ты, кстати, не заметил на его рисунках ничего странного?

– О, да! Еще как заметил! – оживляюсь я. – Представь себе, малыш изобразил нас с тобой в том японском домике, причем сделал это тогда, когда мы еще находились там! Если, конечно, верить таймеру на планшете, потому что не исключено…

– Здесь нет никакого подвоха, можешь не сомневаться, – спешит заверить меня Кленовская. – Эдик тебя не разыгрывает. Мы с Сиднеем не однажды убеждались, что мальчик действительно рисует такие вещи, какие не может увидеть в принципе. Поначалу нас это удивляло и даже пугало. А потом мы привыкли и стали воспринимать Эдиковы чудеса как само собой разумеющееся. Не буду утверждать, что у него дар ясновидения, но задатки провидца определенно имеются. Я тебе уже говорила и еще раз повторю: он – очень необычный ребенок. Именно поэтому, ручаюсь, он выжил в «Кальдере». Неизвестно, что творится у него в голове, только Душе Антея Эдик оказался явно не по зубам и она его не тронула.

– Странно не то, что разумная мантия не вселилась в мальчишку, а то, что он не пострадал от ее носителей, – подчеркиваю я. – Ведь Эдик не отсиживался безвылазно в глухом подвале, а, как ты говоришь, без опаски разгуливал по городу.

– Не утрируй. Я сказала, что полтора месяца назад он всего-навсего дошел самостоятельно до площади Ленина, – уточняет «фантомка». – Неудивительно, что провидец рано или поздно вычислил, где в мертвом городе находится последний оплот выживших людей. Каким образом умудрился выжить сам Эдик, где он прятался до сего времени, чем питался и почему сохранил рассудок, известно лишь ему одному. Впрочем, насчет рассудка, тут еще бабушка надвое сказала. Кто знает, а вдруг мальчик заполучил себе ясновидение и немоту после сильнейшего нервного потрясения? Будь оно так, это многое бы объяснило. Но мне почему-то кажется, что на самом деле не все здесь столь очевидно.

– А ты не пыталась найти разгадку этой тайны в графическом планшете малыша? Он ведь мог задокументировать в рисунках все свои злоключения.

– Планшет Эдику подарил Сидней, чтобы он не скучал и поменьше пялился в окна. Это случилось на следующий день после того, как мальчик откуда ни возьмись нарисовался напротив театра и уселся на парапет возле памятников. Представляешь, сидит посреди огромной пустынной площади одинокий неприкаянный ребенок, смотрит в нашу сторону и молчит. Явно знает, что в театре есть люди, но не приближается, а ждет, когда мы его заметим и выкажем любопытство. Хитрец, верно? Попробуй-ка останься равнодушным при виде такой душераздирающей сцены!.. В общем, нежданно-негаданно наш клан пополнился еще одним членом. А назавтра Эдик уже поражал нас своими картинами. Вернее, не всех, а лишь меня и Хилла. Остальным мальчик планшет упорно не показывает. А Ефремова так и вовсе сторонится, хотя академик ничем, кроме своей болтовни, его вроде бы напугать не мог.