Ярость Антея - читать онлайн книгу. Автор: Роман Глушков cтр.№ 53

– Как обычно, взял свой красный чемоданчик и обещал появиться к вечеру, – отвечает Кунжутов. – В последние три дня Лев Карлович ходит к Бивню регулярно. Позавчера за ужином академик заверял нас, что стоит на пороге какого-то очередного открытия. Говорил, будто еще немного, и ему удастся установить контакт с Душой Антея, а затем выяснить у нее, чего же она в итоге добивается.

– Не слишком ли претенциозное заявление?

– Цитирую Ефремова практически дословно… Но только между нами, капитан: сдается мне, академик попросту не в себе. Не буду утверждать, что он повредился рассудком, но факт нервного расстройства налицо. С другой стороны, ежели Лев Карлович все-таки прав, представляете, как он может всем нам помочь? А вдруг, установив с разумной мантией контакт, он выяснит, что она вовсе не желает человечеству зла, а все причиненные ею беды исходят лишь от того, что мы элементарно не понимаем друг друга. Вдруг нам посчастливится уговорить Душу Антея выпустить нас из «Кальдеры» без насилия и кровопролития?.. Вот почему я не препятствую Ефремову заниматься его экспериментами, хотя при этом осознаю, насколько мизерны наши ставки на подобный исход.

– Он рассказал вам, что за оборудование лежит у него в чемоданчике? – спрашиваю я.

– Мы интересовались у Льва Карловича насчет его багажа, – не отрицает Папаша Аркадий. – Он ответил, что не сумеет популярно объяснить принцип действия его устройства. Успокоил лишь, что оно – не тактический ядерный заряд, как поначалу некоторые из нас подумали.

– И вас устроило такое объяснение?

– Вы хотите спросить, почему мы не отобрали у нашего гостя подозрительный контейнер силой и сами не проверили его? – хитро прищуривается Кунжутов.

Я развожу руками: мол, если угодно, можете понимать мой вопрос и так.

– Кое-кто из нас действительно настаивал на этом, – признается полковник, покосившись на Тукова и Бибенко, – но я никому не позволил рыться в чужих вещах. В первую очередь потому, что не одобряю это постыдное занятие, какой бы необходимостью оно не было продиктовано. А, во-вторых, не имею привычки вскрывать контейнеры с незнакомой научной аппаратурой – мало ли чем это может обернуться. Хотя если вы вправе сообщить нам, что же все-таки принес в «Кальдеру» Ефремов, мы будем вам за это весьма признательны.

– Поверьте, товарищ полковник, мне самому неведомо, что находится в ефремовском чемоданчике, – отвечаю я, ничуть не погрешив против истины. – Верниковский приказал отыскать багаж Льва Карловича и вернуть его назад, поскольку в том контейнере лежит нечто такое, без чего последователи Ефремова не смогут продолжить его дело в случае, если он все-таки погиб. Вот и все, что комбриг счел нужным мне сообщить.

– Да и бог с ним, с контейнером, – отмахивается Папаша, но безразличие его выглядит все же несколько наигранным. – Мало ли я повидал в своей жизни секретных чемоданчиков, содержимое коих меня не касалось? Вот что, Тихон, пока нет академика, идите-ка вы лучше примите душ и выспитесь, а то вид у вас чересчур бледный. И ты, Ольга, тоже топай отдыхать. А завтра займись поиском новой машины. В том автоклубе наверняка еще какой-нибудь раритет завалялся. И не мешкай: чтобы к послезавтра ты снова на колесах была… Задачи ясны? А теперь все свободны…

Я провожаю глазами удаляющихся по коридору Кленовскую и Хилла, которые обмениваются недвусмысленными многообещающими взглядами, и думаю, что, как минимум, в ближайшие полчаса Сквайр вряд ли позволит своей подруге уснуть. Как там Скептик выразился: за державу обидно?.. Действительно, что-то в последние пару часов я стал слишком часто чувствовать себя оскорбленным патриотом. Не сказать, что роман Ольги и Сиднея выводит меня из душевного равновесия, но… Нет, прав братец: надо на досуге поговорить с ним о том, почему я вдруг начал болезненно завидовать чужому счастью. Тем паче, что по большому счету завидовать здесь совершенно нечему. Обычное в критических обстоятельствах сближение мужчины и женщины, инспирированное желанием найти поддержку в трудную минуту. Обоюдный эмоциональный порыв, не более. И в чем тут, спрашивается, кроется повод для зависти?

К черту! Раздул, понимаешь, проблему на пустом месте! Прочь сомненья и провокационные мысли, которые могут помешать мне хорошенько выспаться! Пускай вон Дроссель, Кондрат, Хакимов или этот… как его… Поползень обижаются за державу. Они должны злиться на Ольгу, поскольку это их она фактически продинамила; готов поспорить, кто-нибудь из них наверняка пробовал подбить к олимпийской медалистке клинья. А я здесь – человек пришлый, так что все внутриклановые страсти мне по барабану.

Узнав у сержанта Бибенко, где мне можно прилечь, чтобы никому не помешать, я получаю в свое распоряжение одну из многочисленных гримерок – маленькую, зато с душем и туалетом. Пока я осматриваю удобства, в комнату входит Элеонора, молча швыряет на кушетку полотенце и армейский комплект нательного белья, после чего, также не говоря ни слова, удаляется. Крикнув «премного благодарен» хлопнувшей двери, я раздеваюсь, залезаю в душевую кабину и выливаю на себя дюжину ковшей воды, набранной мной из стоящей в углу канистры. Вода оказывается прохладной, но желание смыть с себя налипшую за сутки грязь пересиливает холод, и я, стиснув зубы, стойко терплю малоприятную водную процедуру. Затем переодеваюсь, устраиваюсь на кушетке и, укрывшись с головой одеялом, практически сразу же засыпаю. Успеваю лишь подумать о том, какие небось известные артисты леживали прежде на моем месте и мылись под моим душем, а я – невежда – не знаю ни одну звезду современной оперной сцены, не говоря о балете…

Просыпаюсь я, когда за окном «гримерки» уже темно. Занавешивающая его тяжелая плотная штора маскирует свет переносного светильника, появившегося на туалетном столике, пока я спал. Большое трюмо отражает неяркое пламя газовой лампы, отчего в комнате сейчас гораздо светлее, нежели если бы в ней отсутствовало зеркало. Я протираю глаза и несколько секунд усиленно вспоминаю, где нахожусь. По прошествии глубокого и спокойного сна вернуться в реальность не так-то просто. И поскольку проснулся я самостоятельно, без чьей-либо помощи, стало быть, мне удалось проспать довольно долго. Часов восемь, не меньше. Впрочем, темнота за окном могла быть как вечерней, так и предрассветной. Неудивительно, если вдруг выяснится, что я прохрапел все шестнадцать, а то и двадцать часов. Огромное спасибо Папаше Аркадию, что позволил мне отоспаться всласть, но все равно чрезмерное злоупотребление его гостеприимством выглядит не слишком учтиво.

Кое-как восстановив в памяти события минувших суток, я наконец-то соображаю, что озаряющий гримерку светильник появился здесь не сам по себе. И тот, кто его сюда принес, – на редкость учтивый человек. Какая, однако, предусмотрительность: подумать о том, что, пробудившись в кромешной темноте, я наверняка не догадаюсь о стоящей на столике лампе, и зажечь ее, избавив меня от необходимости шастать по комнате вслепую.

Потягиваясь и хрустя суставами, я не спеша усаживаюсь на кушетке и только сейчас замечаю, что нахожусь в комнате не один. За туалетным столиком на мягком вращающемся кресле сидит Эдик и что-то вырисовывает лазерным стилусом на табуле лежащего перед ним графического планшета. Помнится, Ольга говорила, что со слухом у немого мальчика все в порядке, а значит, он не мог не расслышать, как я проснулся. Но Эдик продолжает сосредоточенно заниматься своим делом, не обращая на меня внимания.