Тень скорби - читать онлайн книгу. Автор: Джуд Морган cтр.№ 119

— Сударь, леди, я произвел тщательный осмотр…

Папа подскакивает.

— Подозреваю, дорогой сударь, что мой сын не был образцовым пациентом, но он уже некоторое время не в себе. Не стану скрывать от вас излишеств, к которым он склонен. Вы, конечно, не могли не заметить этого в прошлом… И боюсь, что вы нашли его здоровье весьма подорванным в результате этих привычек.

Доктор Уилхаус прокашливается. Сегодня он меньше обычного похож на быка.

— Безусловно, мистер Бронте ослабил свое здоровье этими… излишествами. Но его теперешнее состояние… Сударь, леди, думаю, вы бы хотели откровенного ответа. Разрушенное телосложение пациента и состояние его легких указывает на чахотку, в поздней стадии и быстро прогрессирующую. С прискорбием должен сообщить вам, что мистер Бронте умирает.

— Что ж, был один намек, — говорит Брэнуэлл. — В последнее время я не разглагольствовал на тему прекращения всего этого. Наверное, осознавал, что это… — грудь Брэнуэлла с дрожью поднимается, пока он одолевает последнее слово, — избыточно.

— Мы не знали, — говорит Шарлотта, сидя у постели брата. — Мы не могли определить…

— Насколько далеко это зашло, да? Я тоже. Тяжело уловить. — Он с нежностью смотрит на свою белую руку на стеганом покрывале, как будто там спит маленький домашний зверек. — Момент, когда перестаешь жить и начинаешь умирать.

Последнее донкихотское усилие подняться и одеться заброшено. Крови становится больше. Голос Брэнуэлла делается удивительно густым, как будто у него в горле растет мех. Они по очереди дежурят у его кровати. Он образцовый пациент. Он… в общем, он гораздо больше похож на себя.

Папа молится у его кровати, подолгу и пылко. Он молится об искреннем покаянии, о прощении многочисленных грехов сына, о милости и милосердии. Шарлотта, приходя на смену папе, видит, что Брэнуэлл выглядит слегка встревоженным и в то же время смущенным, как будто слышит, что кто-то декламирует собственные дурные стихи. Когда папа уходит, он доверительно притягивает Шарлотту поближе к своей подушке и шепчет:

— Знаешь, я стараюсь примириться с этим. Но послушай, как все будет по-настоящему. Как мне это представляется? Я думаю, что это идет по кругу. Задумайся: дни сменяются ночами, пробуждения — сном, а сама земля вертится. Я думаю, что жизнь может быть своего рода петлей. Ты догадываешься, что это означает? Я снова буду ребенком. — Он скрипуче усмехается. Его дыхание странным образом сделалось ароматным. — Я буду маленьким Бэнни. И это вовсе не плохо. Я тогда был лучше. Задача быть взрослым мужчиной как раз и выбивает меня из колеи.

Брэнуэлл глубоко вздыхает и впадает в короткую дрему. Спустя несколько минут он говорит:

— Ты очень тиха.

— Не хотела тебя тревожить.

— Хм. Вот бы я проявлял такую же заботу в последнее время, да? Эй, ты ведь хочешь это сказать, но, конечно, не скажешь… умирающему-то человеку.

— Ты не умираешь.

Шарлотта отталкивает это слово, как низкую ветку, норовящую попасть в глаза.

В ответ Брэнуэлл протягивает костлявую руку. Она дрожит в нескольких дюймах от одеяла.

— Вот. Выше поднять не могу. Непохоже, что я смогу пойти на поправку. Шарлотта, загляни под те книги, видишь, там пакет — дай мне. Это письма. Не беспокойся, я не собираюсь тебе их цитировать. Просто нужно еще раз их подержать. Какой странной силой обладают подобные вещи. Человек всего только проливает каплю себя на листок бумаги. Легкие, как осенний лист, но вобрали в себя целый мир… Знаешь, она действительно что-то чувствовала ко мне. Было что-то настоящее.

— Брэнуэлл, не надо.

— О, знаю, я всех утомил бесконечными разговорами об этом. Но я на самом деле искренне любил ее. Знаю, она могла быть капризной женщиной, тщеславной, иногда глупой. Знаю, ей было скучно, и поначалу я… я просто помогал ей сбежать от тоски. Но когда любишь, насквозь видишь… насквозь… И я видел в ней женщину, которой она могла бы стать. О, я видел в нас людей, которыми мы могли бы стать! Разве могло быть что-либо прекраснее такой пары, если бы только возможно было соединить их? Нет, это была любовь… какое-то время. Какое-то время она была настоящей. И поверь мне, Шарлотта, это лучше всего на свете.

— Я тебе верю.

Кажется, он рад ее словам.

Доктор Уилхаус возвращается, однако надолго не задерживается: он ничего не может сделать, и, кроме того, Брэнуэлл его не любит. Все, что ему нужно, пока жизнь испаряется из него с поразительной быстротой, это семья.

— Да, — выдыхает Брэнуэлл, когда папа в очередной раз призывает его покаяться в грехах. — Я искренне сожалею о плохих поступках, которые совершил в жизни. Но меня гложет сознание, что я не сделал ничего великого или хорошего.

Энн говорит:

— Ты сделал. Ты хранил любовь каждого из нас.

Эмили кивает.

— Это правда.

— Неужели я?..

Ужасные нежные глаза, вращающиеся в пластинах лицевых костей, поворачиваются к Шарлотте.

— Да, — отзывается она. Наверное, об этом новом ощущении принято говорить «сердце разрывается». — Да, это так.

Девять часов утра: птицы деловито щебечут, на небе ни облачка — время, когда все начинается. Они все здесь, вокруг постели Брэнуэлла. Папин голос сушит и укрепляет молитва. Последняя борьба жестока, и ее конец приносит облегчение. Впоследствии по поселку ходили слухи, что, умирая, Брэнуэлл поднялся на ноги, но это не так. Просто последние конвульсии сталкивают его с кровати прямо в руки папы, как будто он хочет, чтобы его снова подняли и понесли: маленького Бэнни.

— Нельзя, — говорит Тэбби, беря Шарлотту и Энн за руки. Они кружат у двери папиного кабинета, слышат, как он рыдает: «Мой сын, мой сын». Они хотят попытаться его утешить.

— Нельзя ничего сделать. Вы только лишний раз напомните ему… Позаботьтесь о себе, мои дорогие.

Эмили сидит в стороне, поджав губы: она не читала молитв. У нее такой вид, будто она высчитывает в уме какую-то сложную сумму, упорно, хотя и получает каждый раз разные ответы.

Мистер Николс приходит и сидит какое-то время с папой. Вероятно, он тоже предпринимает попытку успокоить, потому что, когда он уходит, папа идет с ним к двери, повесив голову, ссутулившись, и говорит:

— Благодарю вас, сударь, вы очень добры. Сожалею, что мое состояние сейчас безутешно, и могу лишь надеяться, что вам никогда не придется пережить такого дня. Мой единственный сын. — Когда открывается дверь, он ежится под солнечным светом, словно под выстрелами. — Никакая другая потеря не подкосила бы меня так.

Стоит холодный день, продуваемый резким восточным ветром, когда Брэнуэлла хоронят в склепе церкви. Этот ветер с далеких ледяных равнин и степей рыскает, хлещет по щекам и пробирает до костей: делает то, что должен делать.

Вернувшись домой после похорон, Эмили, обычно невосприимчивая к холоду, снова и снова ворошит угли и жмется поближе к камину, но почему-то никак не может унять дрожь.