Взорвав атмосферу зала оглушительным грохотом, выстрелы «Томмиганов» вмиг перекрыли возобновившиеся было крики; на сей раз в них звучало не удивление, а испуг и ярость. Кастаньете, как активному члену клуба, принимавшему участие во многих его бесчинствах, уже доводилось погибать в Менталиберте. Но раньше она всегда глядела в глаза М-эфирной старухе с косой уверенно, ибо знала, что, умерев, непременно попадет на Полосу Воскрешения. Даже перед прохождением танатоскопии, продав свое тело Эберту буквально с потрохами, Викки не боялась смерти – твердая вера в грядущее бессмертие помогала справиться со всеми сопутствующими этому страхами. Теперь же смерть неслась навстречу Наварро со скоростью роя автоматных пуль, и впервые за долгое время дерзкая chica испытала неподдельный, всепроникающий ужас. Ей безумно хотелось жить, но как осуществить это нестерпимое желание, она не имела ни малейшего понятия. За оставшееся у нее в запасе мгновение было попросту нереально найти для себя спасительный выход…
Однако симуляция боли, что неизменно сопровождала гибель в М-эфирном мире, не наступила. Хотя автоматы сицилийца молотили, не переставая. Зажмурившаяся Викки отчетливо слышала справа и слева от себя зловещий свист пуль, которые проносились у нее практически возле ушей. Звон стекла, треск разбитой мебели и вопли отведавших свинца приятелей вращались около Наварро безостановочной круговертью. Она же так и сидела, зажмурившись, втянув голову в плечи и до крови прикусив губу, пока неизвестно почему глаза девушки вновь не открылись. После чего бушующий в апартаментах хаос предстал перед ней во всей своей дикости.
Макаронник продолжал стоять на том же месте и вел огонь сразу из двух «Томмиганов» с завидной сноровкой, поразительной даже для физических законов Менталиберта. Виктории некогда было гадать, как такое трюкачество возможно на Бульваре, а не в боевом гейм-квадрате. Но поскольку она сама не однажды при поддержке Демиурга грубо попирала здешние правила, стало быть, и сицилиец мог сделать это, использовав таланты председателя «Дэс клаба» против его же бывших товарищей. Казалось, макароннику было плевать на внушительную отдачу старинного оружия. Руки стрелка держали его настолько крепко, словно рукоятки автоматов были зажаты в стальные тиски, а сами «Томмиганы» весили не больше дирижерских палочек.
Именно на дирижера и походил сейчас присланный в «Старого маразматика» сицилийский палач. Мгновенно переводя стволы с одной цели на другую, он словно не стрелял, а жестикулировал автоматами, повинуясь одному ему понятному такту звучащей в этих стенах симфонии смерти. В последний момент большинство приятелей Викки раздумали продавать задаром свои жизни, цены на которые после уничтожения загрузочных досье вмиг взлетели до заоблачных высот. Похватав все, что попалось им под руки, «мертвецы» кинулись на макаронника, намереваясь не дать тому спустить курки или, на худой конец, свести потери к минимуму. Увы, палач оказался гораздо расторопнее и в мгновение ока перебил самых отчаянных нападавших. А затем приступил к методичному расстрелу мечущихся перед ним остальных жертв.
Почему он отказался прикончить Наварро первыми выстрелами, хотя это вряд ли составило бы для сицилийца проблему? Осознав, что каким-то чудом избежала смерти, Викки тут же инстинктивно плюхнулась со стула на пол и, встав на четвереньки, шмыгнула под стол. Теоретически его массивная толстая крышка могла выдержать попадание пули «Томмигана», если, конечно, «ангел-хранитель» макаронника не заговорил ему оружие.
Кастаньета понимала, что ее трусливое поведение выглядит неуважением к геройски павшим товарищам, и вместе со страхом переживала жгучий до отвращения стыд. Но тем не менее выскакивать из-под стола и кидаться грудью на пули Викки и не подумала. Велика ли теперь разница, как подохнуть: отважной героиней или жалкой трусихой? От того, что она на волосок разминулась со смертью, желание Наварро выжить лишь усилилось. Она жадно ухватилась за подаренную ей судьбой кратковременную отсрочку и не собиралась по собственной воле ее сокращать.
На расстоянии вытянутой руки от девушки лежало тело Алгола, вылупившегося на нее мертвыми остекленевшими глазами. Похоже, киллер сразил его теми самыми пулями, что изначально предназначались Викки, но сейчас ее волновало отнюдь не это. Всем в «Дэс клабе» было известно, что мнительный Алгол никогда не расставался со своим любимым «Дезерт иглом», носимым им под курткой в наплечной кобуре. Как раз туда и тянулась правая рука погибшего одноклубника, который явно хотел дать сицилийцу вооруженный отпор, но, к сожалению, опоздал и погиб, так и не выхватив оружие из кобуры.
Сгорая от стыда за то, что едва не впала в панику, Виктория без колебаний сунула руку за пазуху мертвеца (теперь уже самого что ни на есть настоящего), нащупала рукоятку пистолета и под молчаливое одобрение собственной совести завладела оружием погибшего товарища.
– Ну, теперь попрощайся со своими cojones , тварь! – процедила разъяренная Кастаньета, оттягивая затворную раму «Дезерт игла» и досылая патрон в патронник. Отсюда, из-под стола, Викки четко видела ноги убийцы вплоть до самой промежности, поэтому угроза отстрелить ему яйца была отнюдь не фикцией. Наварро легла поудобнее и взяла на мушку выбранную цель: небольшую, но для патологически мстительного баска куда более притягательную, чем вражеское бедро или колено. Осталось лишь сосредоточиться, чтобы унять дрожь в руках, и нажать на тугой спусковой крючок мощного пистолета…
Однако надо ж было так случиться, что аккурат в этот момент ушлый макаронник расправился с последней жертвой и, прекратив огонь, отшагнул в сторону, чтобы добить кого-то из агонизирующих друзей Викки. В едва воцарившемся послегрозовом затишье выстрел «Дезерт игла» громыхнул так, что Наварро поначалу даже показалось, что пистолет не выстрелил, а взорвался у нее в руках. Убойная «магнумовская» пуля пронеслась там, где всего пару секунд назад торчал сицилиец, и закончила свой короткий полет в напольных часах, уцелевших до сей поры лишь потому, что они находились у автоматчика за спиной. Массивные часы – настоящее украшение некогда изысканных апартаментов – издали прощальный гулкий удар и, напрочь лишившись маятника, остановились. А на их циферблате запечатлелось время гибели последнего из восемнадцати приятелей Викки, которые всего лишь минуту назад были живы и отнюдь не планировали погибать столь несправедливой смертью.
Ясное дело, киллер не мог оставить без внимания такой вероломный выпад. Оплошавшая Кастаньета взялась судорожно нажимать на спусковой крючок, надеясь все же подстрелить ублюдочного макаронника, но тот парой резких финтов без труда уклонился от пуль. Их остаток Наварро выпустила в столешницу у себя над головой. Шустрый сицилиец не придумал ничего лучше, как вскочить на стол, вынудив таким образом девушку палить наугад. В отличие от «Томмигана» для «Дезерт игла» крепкая толстая доска не являлась преградой, но что толку? Когда очередная пуля Викки прошибала стол, коварный враг, как назло, всегда находился не там, где ей было нужно. Такое впечатление, что он читал ее мысли и теперь всеми силами спасал свои обреченные на отстрел cojones .
Неизвестно, доводилось ли Алголу применять свое любимое оружие в по-настоящему жарком бою. Но если бы такое действительно случалось, наверняка покойный приятель Виктории по прошествии того боя сразу же заменил бы «Дезерт игл» на что-нибудь попрактичнее. Единственное его достоинство заключалось в убойной мощи, но она, к несчастью, ничем не сумела помочь девушке. А вот более вместительный магазин наверняка помог бы, однако где же его было сейчас раздобыть? При том темпе стрельбы, какой избрала перепуганная Викки, она не успела и глазом моргнуть, как девять стандартных патронов «Дезерт игла» иссякли, будто их и не было. Разряженный пистолет встал на затворную задержку, а распаленная Кастаньета все продолжала нажимать на спусковой крючок в тщетной надежде покарать сицилийского мясника.