Собачья старость - читать онлайн книгу. Автор: Надежда Нелидова cтр.№ 4

– Это что, ядерный чемоданчик?

Лена сквозь слезы смотрела на картонную коробку, криво оклеенную серебряными бумажками от шоколада. На дне кусок поролона, в нем торчат две пробки от «пепси»: красная и синяя. Каждая пробка укрыта прозрачными полусферами-колпаками: вырезанными донышками от тех же «пепси». Разбей колпак, нажми на кнопку и…

– Это исполнитель желаний. Мальчик из коррекционной школы подарил Анне Емельяновне. Она у них кружок «Умелые руки» вела. Все восхищалась: вот, мол, больной ребенок, а сколько фантазии. Нажмешь, дескать, красную кнопочку «ВКЛ» – желание исполнится. Синяя кнопка, видите: «ВЫКЛ» – отмена желания. Умничка какой мальчик.

Действительно, на коробке фломастером неверной детской ручонкой было выведено: «Испалнитель жиланий. Двухразовый».

Лена высморкалась в платочек, который было хоть выжимай. Последние дни, как узнала о смерти мамы, плакала не переставая. Не укладывалось в голове, не верилось в происшедшее. Как будто одна-одинешенька осталась на Земном шаре. Будто Елену Сафоновну, пожилую солидную женщину с учеными степенями, как голенькую, заливающуюся плачем новорожденную девочку бросили, забыли в роддоме. Как будто незримый экран, надежно защищающий ее, упал и открыл всем ветрам. Мамочка моя, тихая седенькая мамочка!

Второй день они с соседкой разбирают вещи в уютной, с таким родным запахом квартирке. Лена любовно перебирает мамины вещицы. То и дело подымает глаза и обводит углы и потолок (где еще может витать душа, как не вверху?) Почти физически чувствуется мамино присутствие.

Несколько туго набитых баулов увезли в дом престарелых. Одежду похуже развесили на края мусорных мульд – для бомжей. Просто бытового хлама спущено в мусоропровод – не счесть. Лена при жизни называла маму «Плюшкин».

Самое большое потрясение Анна Емельяновна испытала в последние двадцать лет. Сколько Леночка помнила свое детство, полку в их кухне украшала бутылка из-под болгарского коньяка. Еще стояла банка из-под кофе, в котором содержался сначала собственно кофе, по большим праздникам отмериваемый по нескольку крупинок на стакан, потом хранились специи, потом пуговицы… Гости косились на импортные бутылку и банку и, возможно (Анне Емельяновне хотелось так думать), с завистью думали:

– Умеют же люди вертеться…

В то время в каждой советской семье кухонные полки украшали кофейные банки, винные бутылки, коробки из-под мармелада и шпрот, обертки от сигарет – все заграничное. Что у них отходы, у нас являлось признаком достатка, материального благополучия и умения жить.

После перестройки импортный товар в блестящих, пестрых, ярких – да с каждым годом все ярче, бесстыднее – упаковках хлынул на отечественные прилавки. Анна Емельяновна поначалу пыталась бороться. С помощью брошюр «Очумелые ручки» и «Сделай сам» мастерила с учениками из коррекционной школы абажуры, вазочки, шкатулки, панно…

– Мама, не превращайте квартиру в барахолку. Чем у вас в кухне пахнет?

Дурно пахло от вымытых молочных пакетов: их Анна Емельяновна резала на полоски и плела авоськи.

– Выбросьте немедленно! А это что за гадость? – Лена брезгливо держала клубок розовых прозрачных «змей».

– Леночка, это колготки. Из них можно вязать коврики: сноса нет. Ими можно оконные рамы на зиму утеплять. Или вот эдак бубликом свернуть – отличная губка для посуды. Можно ягодное желе сквозь них пропускать, такое нежное получается…

– Ага, это варенье уже «задорновским» прозвали. Черных колготок там нет? На лицо натянуть и банк ограбить – тоже польза.

Лена непреклонно сгребала «гадость» и несла к выходу. Мама семенила следом и беспомощно вскрикивала:

– Леночка, это же человеческий труд! Ему можно дать вторую жизнь, а мы выбрасываем, губим экологию. Ну оставь хотя бы бутылочки из-под «Активии» – это же произведение искусства!

Она робела дочери. Елена Сафоновна недавно защитила докторскую диссертацию, в одном названии которой содержалось двенадцать слов.

Вспомнив жалкий мамин умоляющий голосок, Лена зарыдала так, что соседка побежала за корвалолом.

Мамочка, превращай квартиру хоть в музей всемирной тары, только не умирай! Как легко и бездумно я тебя обижала. Всё бы сейчас отдала, чтобы воскресить тебя. Чтобы вновь увидеть тебя с твоей заискивающей доброй слабой улыбкой. Пусть без рук, без ног, какая угодно – только живая… И сколько пожилых людей падают на обледенелых дорожках, которые не посыпают песком нерадивые дворники – ничего. А ты, как стеклышко – хруп – и нет тебя.

Еще вспомнилось, как Анна Емельяновна мечтала, чтобы они жили вместе. Она бы копошилась на кухне, Леночка бы стучала на клавиатуре. Но мама даже боялась об этом заикнуться. Как пренебрегаем мы родителями! Лишь когда они уходят, понимаем: к ним нужно было относиться как… Как к редчайшим, хрупчайшим драгоценным камням нужно было относиться. Лелеять их, бояться обронить, дышать на них – не надышаться, невесомыми поцелуями отирая затуманенные грани!

У Лены рука не поднялась выбросить «Испалнитель жиланий»: все-таки подарок больного ребенка. Пластиковый колпак вспорола маникюрными ножницами. Кнопка под пальцем легко утонула в поролоне, неожиданно засветилась изнутри красным огоньком. Надо же, ребята из коррекционной школы разбираются в электрике. Молитвенно закрыла глаза, пошевелила губами. Открыла глаза. Покачала головой, дивясь сама себе: какая мистика не полезет в голову человеку, ослабевшему в горе.

На улице опоясал ледяной ветер: забыла обвязаться пуховой шалью. Некому напомнить, пожурить, охнуть: «Дочушка, ты совершенно не бережешь свои почки, нельзя так. Не забудь заварить медвежье ушко». Ни одной душе на свете нет дела до ее почек, медвежьего ушка на ночь… А она не ценила, обрывала, раздражалась, огрызалась: «Мам, я не маленькая». И, когда мать особенно «доставала», едко цедила про себя: «На-до-е-ла».

Любовь, которую мы скрывали – единственная боль, которая мучает нас. И эта боль теперь тяжелейшим камнем давила, истончала до микрон душу Лены. Дома на столе лежала свежеоттиснутая научная статья, только в первом абзаце содержащая 8 причастных и 9 деепричастных оборотов. Вдруг раздраженно, зло взмахнула рукой – листы полетели на во все стороны.

«Леночка, тебе нельзя нервничать, давление поднимется…»

Мама, кому я нужна, с давлением или без? Впрочем, как не нужен и труд всей моей жизни… В кабинке институтского туалета в день презентации она однажды обнаружила свой, еще пахнущий типографской краской учебник с грубо вырванными первыми страницами. Кропотливым трудом стольких лет ее жизни, за неимением туалетной бумаги, глумливо, цинично пользовались по неотложной нужде… Маме, мамочке надо было посвящать последние годы жизни, а не этому… заменителю туалетной бумаги.

Наутро разбудил звонок из деканата. Секретаршу, мадам Сливянко, интересовало, отчего Елена Сафоновна не явилась на первую пару, и ее студенты, как стадо мустангов, разбрелись по институтским коридорам. Лена задохнулась от такой бестактности.