Лед и алмаз - читать онлайн книгу. Автор: Роман Глушков cтр.№ 39

Вонзившийся в крыльчатку турбины лебёдочный якорь рванул прицепленный к нему трос, и тот, лопнув, разрубил нам носовой обтекатель. И заодно придал этим рывком «Кайре» дополнительное ускорение. Что же натворил гарпун вкупе с оборванным тросом внутри турбины, и так понятно. Чтобы вывести из строя работающий на огромных оборотах высокоточный механизм, не нужно ни много ума, ни запредельных усилий…

— Право руля! — гаркнул я напарнику, смекнув, что моё злодейство удалось. Однако из-за него мы ненароком очутились в опасной близости от вспыхнувшего и разваливающегося на части «Альбатроса». — Вправо, чёрт тебя подери!…

Не было разницы, с какого борта обгонять аэросани чистильщиков. Из двух возможных команд я выбрал ту, в которой наличествовало больше резких, рычащих звуков. И которая вследствие этого могла быть лучше расслышана и понята водителем. Если, конечно, он полностью не оглох.

Нет, не оглох. Съежившийся от страха Жорик разобрал в грохоте мой приказ, хоть это было не так-то просто, и налёг на рычаги. Но ничего с нами не происходило. Прямо по курсу всё так же полыхало, искрило, лязгало и мельтешило, а мы продолжали балансировать на краю этого смерча, готового вот-вот втянуть нас в свой огнедышащий зев. Дюймовый с перекошенным от напряжения лицом пытался увести «Кайру» в сторону, но тщетно. Управление отказало. Гранаты чистильщиков сделали своё грязное дело. Всё кончено. Через секунду-другую «Альбатрос» развалится на ходу, и мы на полной скорости протараним его горящие обломки!…

Извините. Не берите в голову. Иногда я, сам того не желая, тоже могу впасть в преждевременную панику. И чем дальше, тем чаще со мной подобное происходит. Что ни говори, а сдают понемногу нервишки, как бы усердно я тут перед вами ни храбрился…

Всё с нашей «Кайрой» было в порядке. По крайней мере пока. Просто манёвр уклонения отнял у нас чуть больше времени, чем я рассчитывал, только и всего.

Мир вокруг нас прояснился так внезапно, будто всё это время мы скрывались под грязной полиэтиленовой плёнкой, и сейчас её сорвало с нас ураганным порывом ветра. Мы продержались в реактивной струе «Альбатроса» минуты три-четыре, не больше. Но когда Кайра вынырнула наконец из снежной круговерти и вновь очутилась на солнечном свете, мне чудилось, что я не видел его как минимум час.

Справа от нас протянулся речной берег. Выросший на его кромке за зиму снеговой нанос напоминал застывшую прибойную волну — да что там: настоящее цунами! — высотой в дюжину метров. Очень впечатляюще. Особенно учитывая то, что мы ехали совсем неподалеку от этого нависшего над рекой порождения ветров и снегопадов. Однако творившееся по левую руку от нас впечатляло больше. И не только впечатляло, но и радовало, ведь это мы, и никто другой, учинили сие безобразие…

«Альбатрос» вовсе не разорвало на части, как показалось мне с перепугу в снежной пелене. У него даже турбину не разорвало, хотя повреждения она получила серьёзные и вряд ли подлежала восстановлению. Разлетевшиеся куда попало обломки и горящее топливо причинили нашим преследователям немало бед и разрушений. Чистильщики — те, которым повезло не погибнуть, — ища спасения, прыгали за борт «Альбатроса». Прыгали без оглядки, даже несмотря на то, что он продолжал мчаться по инерции вперёд с огромной скоростью.

А что бы вы выбрали на их месте: переломать руки-ноги или сгореть заживо? Они не оставили нам выбора — мы в отместку не оставили выбора им. Справедливо? По мне — очень даже…

Обогнав и оставив позади объятый пламенем «Альбатрос», мы с облегчением обнаружили, что чистильщики на «Маламутах» прекратили погоню и бросились спасать выпрыгнувших из горящих аэросаней товарищей. Весьма благородно! Просто молодцы! Не бросили пострадавших в аварии ради каких-то жалких трёх сотен миллионов баксов. Я бы на их месте вряд ли устоял перед таким искушением…

Ну а пока судьба предоставила нам кратковременную передышку, нелишне будет сбавить темп и изучить впередилежащий путь.

За время, что мы отбивались от охотников, «Кайра» домчалась до излучины Оби. Далее её русло меняло направление с северо-восточного на северо-западное. То есть поворачивало влево примерно на девяносто градусов. Треть нашего предполагаемого маршрута осталась позади. Не исключено, что нам даже удалось вырваться из зоны охоты на нас. Несмотря на яростные нападки врага, повредить наш транспорт ему не удалось. Так по крайней мере заверил меня Жорик, добавив, правда, что кое-какие трудности с управлением всё же появились. Оно стало не таким отзывчивым, как раньше — очевидно, взрывы погнули одну или несколько рулевых тяг. Но если мы не будем делать слишком резких манёвров, то ничего страшного — можно ездить и так.

Вот только как оградить себя в будущем от резких манёвров? На этот вопрос ни Дюймовый, ни я, ни Свистунов ответа не знали.

Погоня и встряска сказались на и без того плохом самочувствии доктора не лучшим образом. Однако ему удалось подняться на ноги и доковылять до сиденья без посторонней помощи, хотя я и опасался, как бы он случайно не перекувыркнулся через борт. Вид у Тиберия был такой жалкий и болезненный, что находись он сейчас не здесь, а за Барьером, в метро или трамвае, ему наверняка бросились бы уступать места даже старики и беременные женщины.

Снеговая туча — эта свинцовая плита, способная, казалось, придавить собой полмира, — неумолимо надвигалась. Она настолько контрастировала с ясным, безоблачным небом, которое радовало нас с самого утра, что при каждом взгляде на неё у меня по коже пробегали мурашки. Во мне боролись два непримиримых чувства: жгучее любопытство и инстинкт самосохранения. Первое вызывало желание непременно увидеть стихию, которая бесчинствует нынешней зимой в Новосибирске, второе — не угодить под удар этой стихии. За волнением моря лучше всего наблюдать с берега, а за непогодой — из-под надёжной крыши. Да и что вообще такое — это любопытство? Обычная блажь. Крайне неуместная в сложившихся обстоятельствах. И как много она доставит мне удовольствия, когда небо завалит нас снегом по самые уши?

Обь за излучиной тянулась ровно и просматривалась вплоть до самого Барьера. Торчащие над снежными дюнами уцелевшие мосты выглядели неестественно низкими — такими, какими они всегда казались в половодье. Один из них — наполовину разрушенный Коммунальный, — являл собой рубеж, у которого наш речной вояж должен был завершиться. Этот мост и площадь Маркса соединял проспект — кратчайший путь, каким мы могли достичь нашей цели. Получится ли у нас прокатиться по левобережью так же, как по Оби, неизвестно — всё выяснится лишь на месте. Но, в любом случае, от моста до площади уже рукой подать — пара километров, которые мы при необходимости пройдём и на снегоступах. Лишь бы только непогода не затянулась надолго.

Ещё одна хорошая новость: за излучиной торосы переставали тянуться сплошной линией, превращаясь в неравномерный пунктир. И чем дальше, тем промежутки между ледяными глыбами становились всё больше и больше. А где-то за Коммунальным мостом их гряда, вероятно, вовсе сходила на нет. Или же опять вставала глухой стеной — и такое не исключалось; рассмотреть это отсюда нельзя. Но так или иначе, теперь перегнать аэросани на другой берег Оби будет значительно проще.