PASSIONARIUM. Теория пассионарности и этногенеза. Этногенез и биосфера земли. Конец и вновь начало - читать онлайн книгу. Автор: Лев Гумилев cтр.№ 99

Представим себе этносферу как сочетание нескольких широких плит, соприкасающихся друг с другом. По этой конструкции наносится удар по вертикали. Естественно, разрушаются прежде всего не плиты, а контакты между ними, а затем идет цепная реакция, деформирующая сами плиты. Пример: Византия и Иран в VI–VII вв. были устойчивыми системами, а пограничная область между ними, заселенная арабами, испытывала их воздействие. Пассионарный толчок перетасовал арабов так, что выделилась группа (консорция) сторонников Мухаммеда. За четыре поколения создался сначала этнос, а потом суперэтнос от Эбро до Памира.

Так как особи нового настроя взаимодействуют друг с другом, то немедленно возникает целостность, однонастроенная эмоционально, психологически и поведенчески, в основании чего, очевидно, лежит биофизический феномен. Скорее всего, здесь мы имеем дело со своеобразным единым ритмом. Именно он воспринимается наблюдателями как нечто новое, непривычное, не свое. Завоевание – не единственная форма этнического распространения и приобщения к своей системе иноплеменников. Известна трансплантация культуры в форме проповеди религии и как внедрение предметов быта или искусства, что изменяет систему, являющуюся объектом воздействия. Крещение славян в 988 г. повело к расширению этнокультурного ареала Византии; продажа опиума и керосиновых ламп в Китае сделала его зависимым от Англии и Америки, расшатала быт, затем государственную власть и, наконец, суперэническую систему империи Цин, что повлекло за собой не только политические и социальные перемены, но и этнические, например ассимиляцию маньчжуров китайцами.

Итак, пассионарный импульс для возникновения этногенеза обязателен, а разнообразие, наблюдаемое в действительности, определяется ландшафтными, климатическими условиями, этническим соседством, культурными традициями, а также силой самого толчка, т. е. импульса. Вот почему все этносы оригинальны и неповторимы, хотя процессы этногенеза по характеру и направлению сходны.

Как уже неоднократно отмечалось, сознательная деятельность людей играет не меньшую роль в исторических процессах, чем эмоциональная, но характер их различен принципиально. Бескорыстное стремление к истине порождает научные открытия, которые определяют возможность технических усовершенствований и тем самым создают предпосылки для роста производительных сил. Увлечение красотой формирует психику и художника, и зрителя. Жажда справедливости стимулирует социальные переустройства. Короче говоря, «человеческий разум, который не является формой энергии, а производит действия, как будто ей отвечающие» [48, с. 272], становится импульсом явления, именуемого прогрессом, и, следовательно, связан с общественной формой движения материи. Связь этих двух форм движения материи, которые соприсутствуют в каждом историческом событии, большом или малом, очевидна. Согласно В. И. Вернадскому, именно эволюция видов приводит к созданию форм жизни, устойчивых в биосфере (второй биохимический принцип), и, следовательно, направленное (прогрессивное) развитие – это явление планетарное. Ю. П. Трусов уточняет это положение, утверждая, что «по отношению к породившему его ограниченному миру общество имеет не только черты преемственности, но и глубокие принципиально новые черты, которые выделяют его из всего биологического мира… Эти черты связаны прежде всего с разумом, познанием мира и социально организованным трудом» [200, с. 37–38]. Это различие заставляет его выделить из биосферы особую область – ноосферу, т. е. сферу разума, продуктом которой является техника в самом широком смысле, включающем искусство, науку и литературу как кристаллизацию деятельности разума.

Но плоды рук человеческих имеют изначальное отличие от творений природы. Они выпадают из конверсии биоценозов, где идет постоянный обмен веществом и энергией, поддерживающий биоценозы как системные целостности. Человеческое творчество вырывает из природы частицы вещества и ввергает их в оковы форм. Камни превращаются в пирамиды или Парфенон, шерсть – в пиджаки, металл – в сабли и танки. А эти предметы лишены саморазвития; они могут только разрушаться. На это принципиальное различие природы и техники в широком смысле обратил внимание С. В. Калесник, указавший также, что не все создания человека таковы [118; 119]. Поле пшеницы, арык, стадо коров или домашняя кошка остаются в составе географической среды, несмотря на воздействие человека.

Итак, антропосфера занимает промежуточное положение между мертвой техносферой и живой природой. Но коль скоро так, то они находятся в оппозиции. И тут уместно ввести поправку Ю. К. Ефремова к оценке «ноосферы», которую он назвал «социосферой»: «Так ли уж разумна „сфера разума”? Ведь ее развитие ведет к замене живых процессов, обогативших нашу планету запасами конденсированной энергии, укрытой в почвах и осадочных породах, в каменном угле и нефти. Былая жизнь микроорганизмов подарила нам кислородную атмосферу и озоновый слой, спасающий нас от убийственных космических излучений. Растения, покрывающие землю, – это фабрики фотосинтеза, перерабатывающие свет в живую материю. Животные – наши меньшие братья регулируют биоценозы и сообщают им устойчивость» [99].

А что дала нам ноосфера, даже если она действительно существует? От палеолита остались многочисленные кремневые отщепы и случайно оброненные скребки да рубила; от неолита – мусорные кучи на местах поселений. Античность подарила нам развалины городов, а Средневековье – руины замков. Даже тогда, когда древние сооружения доживали до нашего времени, как, например, пирамиды или Акрополь, это всегда инертные структуры, разрушающиеся относительно медленно. И вряд ли в наше время найдется человек, который предпочел бы видеть на месте лесов и степей груды отходов и бетонированные площадки. А ведь техника и ее продукты – это овеществление разума.

Короче говоря, как бы мы ни относились к идее существования ноосферы, полярность техники и жизни неоспорима. И тут перед нами встает задача определить соотношение пассионарности, инициирующей создание этносов, и сферы сознания, порождающего культуру и технику.

Если мы примем за эталон импульс врожденного инстинкта самосохранения (1), индивидуального и видимого, то импульс пассионарности (Р) будет иметь обратный знак. Величина импульса пассионарности, соответственно, может быть либо больше, либо меньше, либо равна импульсу инстинкта самосохранения. Следовательно, правомочно классифицировать особей: на пассионариев (Р>1), гармоничных (P=l) и субпассионариев (Р<<1). Соотношением этих групп определяется уровень пассионарного напряжения в системе, в нашем случае – этносе. Вслед за пассионарным толчком оно быстро возрастает, затем наступает «перегрев», после которого идет медленный плавный спад, часто с задержками. Если построить кривую, то это будет фиксация инерционного процесса. Все величины будут положительными; в лимите, практически недостижимом, – нуль.

Несомненно, подавляющее число поступков, совершаемых людьми, диктуется инстинктом самосохранения либо личного, либо видового. Последнее проявляется в стремлении к размножению и воспитанию потомства.