Она подняла на него слезящиеся сощуренные глазки:
– Звать тебе как, сынок?
– Александром.
– Дай я тебе поцалую… – Поцеловала, перекрестила: – Христос с тобой! Не увижу я вас…
У сенного сарая, задрав кверху морду и подскакивая, лает собачонка.
На летней кухне Крячиха рубила капусту. Кузька ползал по сухой земле, пугал кур.
– Мужиков на деревне цельная стадо, – ворчала Крячиха. – Хуч бы какого приманула, пока не разбежалися…
– Клавка сказывала, в Грязях дьячиха цыплят по дешевке отдаеть, – сказала Варвара. – Не слыхала?
– Хошь, погадаю? – Крячиха подмигнула, сдвинула капусту, высвобождая место, но тут кто-то закричал:
– Эй, как тебе там? Хозяйка!
Под яблоней сидел за самоваром плюгавый мужичонка в подштанниках и, нацепив очки на нос, читал обрывок газеты.
– Сей минут давай галифе, чтоб мигом! – строго приказал он.
Крячиха побежала, пощупала брюки, висевшие на веревке.
– Сохнуть, батюшка, сохнуть, стерпи маленько. Чего ж ты серчаешь?
– Чортова баба! Докладать я телешом пойду?
– Такой кобель! А ишо очкастый…. – шепнула она, ухмыляясь, взяла засаленную колоду и стала тасовать. – На порог ступил – и сейчас под подол. Одна слово – партизант…
Она разложила карты и задумалась:
– Дорога табе легла поздняя. А вон он и кавалер выглядаеть, король крестей. И хлопоты от его, и слезы… Ох ты, тихоня! – Она засмеялась. – Карту-то не омманешь, крестовый-то даром пыжится, а на сердце у табе совсем другой мужик. Вон он, стервец, червонный король…
– Хозяйка, уйми ты свово кобеля! – закричал мужичонка. – Ей-богу, пристрелю! Брешеть и брешеть, житья нету…
– Да энто сучка! Должно, крыса на сеновале… – Крячиха отогнала собаку. – Вишь, блажной какой, все ему не ндравится…
Окинув карты взглядом, она покачала головой:
– Нахлебаесся ты с энтим червонным… И свидания – вон она, разлука али драка какая. Обратно слезы… Ох, девка, неладно, ишо раскинуть надо, авось повезеть…
Варвара протянула руку и смешала карты:
– Ну ё к бесу. Не хочу.
Зарывшись в еще сырое, привянувшее сено у Крячихи на повети, Лебеда видел в щель между досками часть двора Баранчика. Солнце ярко освещало угол избы с крыльцом, разомлевшего на жаре часового, амбар, в тени которого курили двое мужиков.
Прискакал верховой, спешился и исчез в избе. Оттуда высыпали люди с оружием и побежали со двора.
Мучили Лебеду комары и мухи. Они роем вились над головой, впивались в запекшуюся на затылке кровь. Не вытерпев, он лег на бок и принялся с остервенением чесаться. Когда он опять припал к щели, у крыльца стояла Чубарка, мужик со шрамом протягивал пакет вестовому.
На дворе было тихо, дремотно. Часовой что-то втолковывал конюху, тот слушал нетерпеливо, переминаясь с полными ведрами в руках.
На нос Лебеде уселась муха. Пот ручьем тек с виска.
Мужик со шрамом отдал поводья конюху и отправился за дом. Стараясь не шуршать, Лебеда слез вниз.
В дальнем конце конюшни в санях торчал стожок сена, свалены были старые хомуты, обрывки упряжи. Набрав овса в мешке, конюх засыпал его в кормушку и зашлепал босыми ногами по луже в проходе. Чубарка подала голос.
– Ишь, барыня, – сказал он. – Какого тебе рожна?
Он выплеснул ведро и вышел.
Куча рухляди в углу ожила, из-за нее бесшумно возник Лебеда.
Подняв морду, кобыла оскалила зубы и коротко заржала, отозвался серый жеребец. Лебеда потрепал ее по шее, успокаивая.
Со двора донесся легкий топот и позвякиванье железа. Бросив поводья, Лебеда метнулся к двери, вжался в стену.
Парень, вбежавший с яркого солнца в полутьму конюшни, приостановился и, щурясь, всматривался в проход. Он шагнул вперед, выискивая сухое место, куда сложить седло и уздечку, и нагнулся, ремень винтовки съехал с его плеча.
Сцепив руки в замок, Лебеда с размаху ударил по склоненной спине, как топором. Ноги у парня подломились, он с глухим стоном рухнул в лужу, Лебеда навалился сверху.
Вскочив коленями на плечи парня, он ткнул его головой в бурую жижу. Тот рвался, хрипел и булькал под ним, спина его стала обмякать, дрожь пробежала по ней, он замер.
Лебеда высвободил ремень винтовки, придавленный телом, стер с дула налипшую грязь и, передернув затвор, заглянул в патронник. Поднявшись, он подхватил парня за ноги и отволок в темноту. Он еле успел скорчиться за Чубаркой, когда в дверь сунулся конюх.
– Языком-то молоть, вишь, мастера… – заговорил он с ухмылкой, осекся и уставился на лежащее на земле седло. – Лычонок, где ты?
Он повертел головой и, не дождавшись ответа, пропал.
Лебеда скользнул в угол, перевернул на спину лежащее тело. На него смотрели выпученные остекленевшие глаза его крестника Лычонка, меньшого сына деда Лыкова.
Лебеда вывел кобылу из денника, залез в седло. Он сжал винтовку и ударил Чубарку по бокам.
У сарая мужики разгружали телегу. При виде несущейся на них лошади они бросились врассыпную, из лопнувшего мешка раскатилась по земле картошка. Только тут Лебеда обнаружил, что кто-то закрыл ворота. Осадив кобылу, он заставил ее развернуться и поскакал за дом.
В заглохшем огороде горел костер, партизаны обедали, рассевшись вокруг общей чашки. Всадник на лошади вырос из-за угла, все головы невольно повернулись к Лебеде.
– Краснота! – закричал кто-то, вскакивая. – Бей его!
Щелкнул выстрел, палили в воздух, боясь задеть своих. Военный во френче обернулся и, подняв револьвер, выстрелил в летевшего на него Лебеду. Чубарка шарахнулась в сторону. Лебеда с трудом удержался в седле.
– Луки-и-ич, сюды-ы! – услышал он звенящий крик.
В нескольких шагах от него Варвара скинула верхнюю слегу с загородки, отделявшей Крячихин двор. Кобыла легко перемахнула к Крячихе. Лебеда успел заметить, что путь на огород отрезан – оттуда шли наметом двое верховых.
Варвара сломя голову бежала к воротам, уронив платок, разметав по ветру волосы. Вынув запор, она оттащила одну створку, и Чубарка вынесла Лебеду на улицу. Ворота захлопнулись у конников перед самым носом.
Один из них, привстав на стременах, сплеча полоснул Варвару нагайкой. От удара ногой в бок она упала, завизжала – лошадиная морда надвинулась на нее.
– Ну, курва, – орал всадник, ерзая в седле. – Твое счастье, что мы не куманисты, баб не стреляем!..
За окошком едва забрезжило, Варвара растолкала Палашку.
– Малой как встанеть, ступайте до тетеньки Крячихи, она вас покормить…
Разглядев в темноте, что Варвара замотана в платок, Палашка испугалась и села на полатях.