Пять процентов правды. Разоблачение и доносительство в сталинском СССР. 1928-1941 - читать онлайн книгу. Автор: Франсуа-Ксавье Нерар cтр.№ 88

«Об этих неподобствах я сигнализировал в разные места: Облисполком, Обком КП(б)У, Областной газете, газете «Коммунист», Наркомфину УССР и другим. О принятых либо мерах я результатов не имел» {796}.

В «Крестьянскую газету», Сталину или Калинину пишут, таким образом, по-разному. Автор доноса или жалобы выстраивает свою аргументацию в зависимости от адресата. При этом не просто видоизменяется язык: различия касаются и формы, и сути аргументации. Пишущие используют и другие средства для того, чтобы их обращение с большей вероятностью сочли достойным интереса. В частности, для этого используются попытки обобщить проблему, о которой идет речь.

Как правило, авторы обращений стараются максимально обезличить свой случай и показать все его политическое и социальное значение. В более чем трех четвертях писем, жертвой разоблачаемых действий является не просто отдельное лицо. К этому следует добавить те случаи, когда автор жалобы выявляет беззакония, совершаемые по отношению к другому человеку. Подобные проявления солидарности, однако, встречаются редко, и у нас есть всего несколько примеров. К ним относится случай трех соседей еврейской семьи, пострадавшей от антисемитизма, которые пишут Калинину, чтобы изобличить это поведение {797}, или история журналиста из «Бедноты», выступившего в защиту учителя из Ульяновской области {798}: учителя несправедливо посадил за решетку судья, который, по мнению журналиста, «потерял всякий авторитет».

Одной из тактик «придания себе значимости» является установление связи своего конкретного случая с более общими интересами. Когда обращающийся одновременно представляет собой жертву, эта тактика может служить дополнением к обоснованию социального статуса автора, дающего ему право на жалобу: принадлежностью к ВКП(б) или другим формам включенности в социальную систему советского строя, о чем мы говорили в предыдущей главе. Но логика здесь все же не совсем одна и та же. Так, авторы доносов иногда особо выделяют социальный статус тех, против кого они выступают. Если ты — жертва кулака, то простая ссора между колхозниками, в которой ты участвуешь, приобретает общественно-политическое звучание. Этим можно, например, объяснить популярность, которую имело обвинение в «зажиме критики». Помещая постигшие лично их несчастья и неудачи в более широкий контекст, советские люди словно требуют к себе большего внимания со стороны читателей своих писем.

«Случай, произшедший со мной, заслуживает внимания ЦКК, потому что выходит из рамок личных и выявляет крайне вредный, с партийной точки зрения, подход к партийцам в аппарате ВСНХ СССР. <…>

С первых же дней своей работы я начал вскрывать отдельные недочеты в работе, сигнализировал отдельные провалы (по проектированию, например). Во время чистки аппарата активно выявлял оппортунистическую линию меньшевиков в работе аппарата и настаивал на создании крепкого коммунистического руководства и влияния…» {799}

Они не просто рассказывают о своем личном конфликте с таким-то человеком, но разоблачают действия врагов, направленные против власти, ее политики, ее представителей. Подобная стратегия особенно хорошо видна, когда применяется неумело и не к месту, как, например, в случае этого председателя завкома, которого уволили за то, что он напился и в этом состоянии оказался на людях (якобы валялся на улице мертвецки пьяным). По его же словам, причина того, что он упал — не алкоголь, а нападение («меня били до полусмерти, в результате врачем установлено, что у меня перешиблена переносица»):

«Я с своей стороны с уверенностью заявляю, что избиение меня было заранее обдуманное <…> в данном случае дело рук вылазчиков против меня как Председателя Завкома, ведущего твердую линию и как рабкора разоблачающего самоснабженство администрации и ряда других партийных работников, как то бывш. Председателя Завкома и Отв. Секр. Парткома Д.» {800}

Некоторым, однако, подобное «приобщение» дается с трудом и часто «шито белыми нитками». Авторы доносов предпочитают представлять жертву более неопределенной: ею может оказаться некая точно указанная людей (например, колхозники из колхоза «Заветы Ленина») или более неопределенная общность (крестьяне-бедняки, рабочие). «Идеальной жертвой» остается советская власть или партия. При таком посыле легко развить тему дискредитации, особенно действенную в сигналах. Такой ход позволяет нападать на отдельного человека, одновременно защищая базовые институты сталинского режима:

«Если дискредитирование высших контрольных органов Советской власти, выявленное со стороны того или иного беспартийного лица, подлежит к привлечению к уголовной ответственности, то тем более таковое дискредитирование, проявленное со стороны партийного лица, которому надлежит, как нельзя сильнее, внедрять, углублять в массе веру в справедливость, законность и защиту действительных прав гражданина СССР, должно пресекаться в самом корне, в самом зародыше…» {801}

Когда житель Нижнего пишет донос на своего соседа, то делает это не только потому, что, по его сведениям, сосед отремонтировал квартиру ворованными материалами и регулярно организует попойки, но и потому, что «он своим поведением дискредитирует партию в глазах рабочих и трудящихся живущих в означенном доме» {802}. Чаще всего о «жертве» в сигналах прямым текстом не сказано. Она подразумевается (речь идет о справедливости, честности, об «общем деле»).

О личных проблемах, которые, возможно, и побудили написать сигнал, умалчивается. Так обычно обстоит дело с сигналами, которые являются доносами в чистом виде, и где все обвинения базируются на социальном происхождении того, о ком сообщается. Донос, связанный с желанием сохранить чистоту рабочего класса, выглядит благороднее, и при этом невозможно установить, каковы же реальные отношения между его автором и тем, на кого он написан.

«Прошу принять меры к изолированию чуждых элементов из производственных предприятий, как заведование всеми хлебозавода пекарнями в самом Горьковском крае, у бывших крупных торговцев. <…>

К примеру знаю одних таких бывших воротил. Некто К. Александра Егоровича, его отец, Сын К. Федор Александровича последний и является в настоящ. время головных всех пекарей и видимо хлебозаводов в самом Горьковском крае возможно и Сормовской хлебо завод тоже под его благосклонных внимание.

Меня как являющегося из рабочих это до крайности нервирует может быть все бывшие крупные дельци они и торчат как вредные [??] в наши снабженческие органы от чего у нас и создаются разные перегибы» {803}.

Задача, конечно же, в том, чтобы выглядеть незаинтересованным. Классический подход к доносительству предполагает противопоставление «заинтересованных» доносов опасно безнравственных людей «незаинтересованным» доносам безумцев с утопическими взглядами {804}. Расследования иногда позволяют раскрыть ложные доносы и мотивы, которыми руководствовался доносчик, но сколько «заинтересованных» действий остались нераскрытыми? Расчет чаще всего глубоко скрыт в душе того, кто пишет, и письмо никогда не позволяет оценить честность доносчика. Как раз наоборот, письмо, которое исследователь начала XXI века, как и инспектор 1930-х годов, склонен сходу отнести к числу корыстных, вероятнее всего, просто написано неловким человеком. Незаинтересованность подчеркивается также настойчивым упоминанием о риске, которому автор подвергается во имя великих и благородных идей.