Смерть речного лоцмана - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Флэнаган cтр.№ 10

В лодке.

В ялике. В маленькой шлюпке с наборной деревянной обшивкой из досок хьюоновой сосны [9] , не боящихся ни червей-древоточцев, ни гнили, семи футов длиной по бортам, обработанных паром, сбитых в идеальную форму, скрепленных нагелями и проконопаченных руками старины Гэса Догерти, лучшего шлюпочного мастера на всем западном побережье Тасмании, – один фунт стерлингов за фут доски, пошедшей на строительство шлюпки, одного из пятнадцати шедевров, искусно сработанных стариной Гэсом, – в шлюпке, достаточно широкой и вместительной, с транцевой кормой и тупыми носовыми обводами для прохождения стремнин, загруженной дерюжными мешками с мякиной и мукой, луком и картошкой, не считая деревянных ящиков с банками варенья, масла и сахара. На куче мешков спит пес. На дне шлюпки лежат топор и поперечная пила. В шлюпке на веслах сидит человек – голова его пуста, свободна и безмятежна, как внутреннее море, именуемое заливом Маккуори [10] , по которому он плывет, держа путь в сторону заповедных лесных рек, где его топор и пила ритмично заработают в душной сырости, насыщенной тяжелыми сладковатыми испарениями торфяной земли, среди высоких шероховатых миртов, облепленных свисающими гирляндами лишайников, поросших струпьями ярких оранжевых грибов, среди благоухающих дирок, колючих лимонно-зеленых сассафрасов, чьи благовонные листья пробуждают у женщин любовь к мужчинам (и, можно сказать, наоборот), среди истрескавшихся, истощенных, вытянутых стволов панданусов, увенчанных ананасоподобными гербами раскидистых листьев, среди ромбоидальных филлокладусов, пахнущих лимоном тюльпанных деревьев и местных винтообразных лавров; там его топор и пила ритмично заработают в душной сырости, насыщенной тяжелыми сладковатыми испарениями торфяной земли, валя отливающую восковой бледностью свежесваренного сыра хьюонову сосну.

Точнее говоря: я вижу, как мой отец, еще совсем мальчишка, отправляется на работу.

Много времени спустя он достиг устья реки, через еще какое-то время и устье реки, и внутреннее море исчезли за спиной человека по имени Гарри Льюис, а он греб дальше. Под ногами у него текла глубокая, черная река Гордон. Глубокая, черная и холодная. Гарри Льюис обвел взглядом низкие холмы, поросшие ярусно-ступенчатым дождевым лесом, и похожие на горбы пригорки, уходящие вдаль от реки. Водная гладь безмятежна. Ни ветерка. Холодной вода в реке стала из-за талого снега, выпавшего неделю назад, когда стояла небывалая стужа. Хотя от воды под днищем шлюпки из хьюоновой сосны веяло холодом, на Гарри были только синяя фуфайка и джинсы: ему было жарко, и он обливался потом от напряжения во время гребли, а в тот день он успел одолеть на веслах добрых двадцать миль. В путь он отправился рано, и, пока он продвигался вверх по реке, все дальше от цивилизованного мира, если такое определение годится для Страна [11] , солнце все еще висело у него за спиной. Глаза Гарри глядели на запад, а руки, лежавшие на веслах, начинали каждый гребок с востока. С востока на запад, с востока на запад… и на восток – в таком направлении гребли весла, толкая шлюпку вместе с Гарри все дальше в глубь обширной дикой территории, известной разве что по географическому определению: Юго-Запад. Он держал путь в самое сердце девственного дождевого леса, вверх по течению могучей реки Гордон и дальше, вверх по ее притоку – реке Франклин, и еще дальше, вверх по реке Джейн, притоку Франклина – по водному лабиринту, пролегающему через лесную чащобу, что зеленым ковром покрывает землю, некогда называвшуюся Трансильванией, а теперь, если верить официальной картосхеме, лежащей в непромокаемой сумке Гарри, отображенную как пустынная, нетронутая территория и обозначенную не иначе как «Малоизвестная область», которая, впрочем, была достаточно хорошо известна Гарри и его напарникам.

«Там, подальше, наверняка найдется пара подходящих сосен», – подумал Гарри.

Я чувствую, как усталость Гарри заглушается огнем в задней части его онемевшей шеи, превращая ее в слабый отголосок той боли, что с каждым гребком пронзает его грудь и отдает в поясницу. Течение реки понемногу усилилось. Гарри выгреб ближе к берегу, где течение было слабее, и стал грести дальше, держась, впрочем, на некотором удалении от берега, отороченного хьюоновыми соснами и местными лаврами. Он любил разглядывать вблизи большие деревья – склоненные под разными углами мирты, величественные исполины с крупными радужными грибами, облепившими их стволы.

Гарри всегда ненавидел самый первый час гребли, когда все его тело восставало против необходимых нагрузок. Но мало-помалу тело его согревалось, и гребля уже доставляла определенное удовольствие. Боль незаметно становилась частью ритмичных, равномерных и спокойных движений, нужных для работы веслами. Каждый взмах отдавался болью, но тело Гарри наслаждалось силой, приходившей вместе с ней. Как только он налег на весла, то ощутил каждый мускул, каждое сухожилие рук и верхней части тела, и, собрав их силу воедино, заставив напрячься и действовать заодно, смог вложить эту единую силу в каждое свое действие и равномерное, плавное движение. Голова освободилась от мыслей и тревог, и, когда шлюпка стала ему покорна и направилась самым удобным и простым путем вверх по быстро текущей реке, память перенесла его на далекие холмы над дикой долиной реки Кинг, за развалины Типуканы, за развалины Кротти, в городок Линда и дальше, в горняцкий городок Куинстаун, обрамленный странными, безлесными холмами, – в пустынную долину, когда-то густо поросшую дождевым лесом, а теперь лишенную всякой растительности, потому что ее выжгли плотные клубы сернистого дыма, исходившего из медноплавильных печей, насыщенного тяжелыми, чертовски тяжелыми металлами, гонимого ветром по склонам холмов и гор и заключавшего их в гибельные объятия. В воспоминаниях он увидел разноцветные реки, стекавшие после дождей (а дождей тут хватало во всякое время года) ядовитыми, гнойно-зелеными и кроваво-красными потоками по этим унылым холмам обратно в Куинстаун, к гостинице «Эмпайр», отражаясь в глазах Гвенни – тех самых глазах, которые манили его в подсобку пивной, где она позволяла коснуться своей груди, а потом просила у него пятипенсовик за такое удовольствие; в тех самых черных пустых зрачках, ничего не говоривших, но все скрывавших; манили в большой мир там, за причалом Страна, где, как он успел разглядеть тем туманным утром, на прибрежных камнях лежал издыхающий тюлень. Говорят, души утопленников вселяются в тюленей, и тетушка Элли, наверное, как-нибудь придет и перетащит несчастного зверька в более удобное место, думая, что это может быть Джимми Рэнкин, которого смыло с лодки в Хеллс-Гейт, либо Рон или Джек Говард, который утоп год назад в Гранвиль-Харбор, когда его раколов пошел в шторм за рачевнями, его подхватила огромная волна и, как щепку, швырнула на скалу. Память вела его по тропе Орлиного ручья, что тянулась от реки Гордон вверх по склону хребта Эллиот и затем спускалась в долину Франклин к широкому каменистому берегу реки, устланному красновато-бурой галькой, которая окрашивала речное русло, когда солнечные лучи пронизали струящиеся по нему воды цвета чая, в рыжевато-золотой цвет.