Война, которая покончила с миром. Кто и почему развязал Первую мировую - читать онлайн книгу. Автор: Маргарет Макмиллан cтр.№ 27

Он не любил возражений и старался избегать тех, кто был с ним не согласен или собирался сообщить неприятные новости. В 1891 г. дипломат Альфред фон Кидерлен-Вехтер сказал Гольштейну: «Он просто убеждает себя в справедливости какого-либо мнения… А потом всякого, кто его придерживается, приводят в качестве авторитета, а всех, кто с ним не согласен, – считают «оду раченными» [145] . Обитатели двора и ближайшие советники кайзера научились по большей части подыгрывать своему повелителю. Граф Роберт Цедлиц-Трютцшлер, семь лет бывший гофмейстером Вильгельма, писал: «Чем выше должность, тем хуже становятся интриги и тем больше проявляется раболепия, поскольку именно на высоких постах больше всего почвы как для надежд, так и для опасений. Всякий человек в ближайшем окружении императора рано или поздно, невзирая на свои цели и намерения, становится его рабом» [146] .

Его слугам также приходилось развлекать своего господина и терпеть его розыгрыши. В течение всей жизни Вильгельм сохранил чувство юмора, присущее подростку. Он насмехался над физическими особенностями людей – например, дразнил лысого представителя земли Баден [147] . Во время ежегодных летних круизов по Северному морю Вильгельм заставлял других пассажиров собираться на утреннюю зарядку и развлекался, толкая их и перерезая им подтяжки. Он намеренно жал всем руки своей сильной правой кистью, усыпанной перстнями с острыми краями, тыкал людей под ребра и тянул их за уши [148] . Когда он «хорошенько треснул» российского великого князя Владимира маршальским жезлом, это, по словам Цедлица, конечно, была шутка: «Нельзя было не заметить, что беспечность такого рода отнюдь не была приятна другим августейшим персонам, и я не могу не опасаться, что император своими грубыми развлечениями вызвал серьезное недовольство у многих коронованных особ, которые едва ли могли бы найти их соответствующими своему вкусу» [149] . И действительно, однажды кайзер публично шлепнул по заду царя Болгарии – страны, которую Германия планировала привлечь в союзники, – и тот, «побелевший от ярости», покинул Берлин.

Хотя в присутствии дам Вильгельм держался скромно, в обществе мужчин он наслаждался грубыми постановками и историями, считая переодевание солдат в женские платья вершиной комедийного искусства. После одной вечеринки с Вильгельмом Кидерлен рассказывал: «Я играл карлика и погасил лампы, к большому удовольствию его величества. В импровизированном представлении мы с С. играли сиамских близнецов – нас соединяла огромная колбаса». В 1908 г. глава военного кабинета скончался от сердечного приступа, танцуя в пачке и шляпе с перьями [150] .

Слухи о гомосексуальности Вильгельма ходили всегда, отчасти из-за его крепкой дружбы с Филиппом Ойленбургом, который определенно был гомосексуален. Но в отношении самого кайзера все это кажется очень сомнительным – в юности у него было несколько романов с женщинами, и он казался преданным своей жене, немецкой герцогине Августе-Виктории (которую обычно звали просто Доной). И все же, когда уже после Великой войны она умерла, он сразу женился снова. Дона была настроена резко антибритански, крайне консервативна и являлась ревностной протестанткой – в частности, она не нанимала католиков даже в качестве слуг. Она также не позволяла появляться при дворе лицам со сколько-нибудь подмоченной репутацией. В Берлине стали привыкать к тому, что императорская чета покидает театральные представления, стоит только Доне заметить на сцене нечто неприличное. Бельгийский посол Бейенс недоброжелательно, но точно выразился: «Ее главная цель в том, чтобы сделать жизнь в королевских резиденциях такой же уютной и домашней, как в поместье скромного прусского юнкера» [151] . Вильгельм безуспешно старался прибавить супруге элегантности, лично подбирая ей платья и увешивая ее дорогими и эффектными украшениями, – она все равно продолжала выглядеть «юнкерской женой». Когда она появилась на придворном балу в золоченом платье с красным поясом, то, по словам одного недоброжелательного свидетеля, была «похожа на дешевую хлопушку» [152] . Дона обожала Вильгельма и родила ему семерых детей, но вот развлечь его она не могла. Развлечений ее муж искал во время своих круизов или поездок на охоту в мужской компании. Кажется, он даже не замечал, что Ойленбург и, вероятно, другие из его окружения не особенно интересуются женщинами. А потому связанный с этим обстоятельством публичный скандал оказался для него огромным шоком.

Случай с Ойленбургом показывает, что кайзер посредственно разбирался в людях. Он также с очень большим трудом воспринимал чужие точки зрения. В 1903 г. Ойленбург, любивший Вильгельма и бывший, возможно, его самым близким другом, писал: «Его величество воспринимает и оценивает все и всех исключительно по своему предубеждению. Объективность полностью утрачена, а субъективность мчится вперед на лягающемся и кусачем жеребце» [153] . Кайзер всегда легко обижался, но так же легко оскорблял окружающих. В теории Германия была федерацией, состоящей из отдельных владений и управляемой Вильгельмом как «первым среди равных», – но он относился к другим германским князьям так высокомерно и грубо, что большинство из них старалось вообще не видеться с ним, если это было возможно.

Вильгельм куда охотнее говорил, нежели слушал. За первые двенадцать лет своего правления он произнес более 400 официальных речей и множество неофициальных [154] . Лерхенфельд говорил, что весь двор начинал беспокоиться, когда кайзер готовился произнести очередную речь, – ведь никто никогда не мог предположить, что он намеревается сказать [155] . Часто он и правда произносил очень глупые и тенденциозные вещи – он любил говорить, как он «сокрушит», «сломит» или «уничтожит» тех, кто стоит на его пути или на пути Германии. Еще в первый год своего правления он участвовал в открытии военного мемориала во Франкфурте и объявил, что никогда не уступит ни пяди земли, оставленной ему предками: «Пусть лучше наши 18 армейских корпусов и 42 млн человек населения останутся на поле боя, чем мы уступим хотя бы один камень» [156] . Пожалуй, самую свою печально известную речь он произнес в 1900 г., напутствуя германскую экспедицию против «Боксерского восстания». Они [солдаты] встретят свирепого врага и не должны проявлять мягкости: «Всякий, кто попадет в ваши руки, – да будет предан мечу!» Далее он произнес фразу, которая потом долго преследовала немцев, – он призвал солдат подражать древним гуннам: «Пусть благодаря вам в Китае тысячу лет будут помнить имя Германии – так, чтобы ни один китаец, узкоглазые они там или нет, не осмелился бы поднять глаза на немца» [157] .