Тимошина проза - читать онлайн книгу. Автор: Олег Зайончковский cтр.№ 35

Память к нему возвращалась как бы в обратной последовательности: сначала на сердце легло чувство тяжелой утраты, а потом уже само событие, вызвавшее это чувство, восстановилось в сознании. Словно на его, Тимошиной, странице жизни проявился текст, написанный симпатическими чернилами. И текст этот был не Тимошин, а вписан чужой рукой. Тимоше бы так хотелось вырвать испорченную страницу, впасть опять в амнезию, но теперь уже не получалось. Включился анализ и заработал, а скоро выдал единственно возможный вывод: этим вечером Надя себе не принадлежала. Не по своей, не по доброй воле она порвала с Тимошей и, разумеется, не была искренней, называя его графоманом. Да она ведь и не сказала: «Ты пишешь плохо», а только: «Ты пишешь и пишешь». Кто-то ее заставил так поступить. Тот же, кто не позволил им встретиться в кинотеатре в Великосибирске, тот и решил погубить их любовь окончательно и безвозвратно.

В глубокой печали стоял и курил Тимоша. В этот момент позади него скрипнула балконная дверь. Это пришла его мама.

– Ты совершенно не думаешь о своем здоровье, – сказала она, накидывая ему на плечи куртку.

Мама была сама завернута в папин плащ – стало быть, вышла поговорить.

– Как-то не спится, – вздохнула она. – Дай, пожалуйста, сигаретку.

Что-то ее, очевидно, тревожило, иначе бы мама не закурила. И эту свою тревогу она не удерживала в себе.

– Очень меня беспокоит, – сказала мама, – то, что у нас происходит. Что они делают со страной! Как так могут раскачивать лодку? Твой отец совершенно слетел с катушек. Ты представляешь, он написал в фейсбуке такое, что хоть стой, хоть падай.

Мама искала его сочувствия, но Тимоша безмолвствовал; это ее дополнительно огорчало.

– А ты! – воскликнула она в сердцах. – Ну хоть бы поддакнул. Знаешь, я поражаюсь твоему безразличию к происходящему. Правильно бабушка говорит: ты склонен к растительному существованию.

– Никчемность, пустое место, – глухо отозвался Тимоша. – Это я и без бабушки знаю.

Мама не стала разубеждать его. Она докурила и ушла с балкона. Тимоша тоже вернулся к себе и какое-то время просто сидел на диване. Потом взял с полки портрет своего кота и долго его рассматривал. Он испытывал состояние потрясения, какое, например, случается после серьезной аварии, когда человек понимает уже, что жив, но не знает, насколько цел. Кроме этого человека, все остальные погибли; он уже видит это, но осознать не может. Кости Тимошины были целы, но что-то сломалось внутри него.

13. От себя не скроешься

Впрочем, наутро, когда он проснулся, память была при нем. Горькая память о том, как он одновременно потерял и любовь, и творческие надежды. Взять бы ему больничный по такой причине, но никто бы ему не дал больничного. В том, что произошло с Тимошей, медицина не усмотрела бы страхового случая. Завтракать он не стал, но через силу умылся, оделся и отправился на работу.

Понурый вошел Тимоша в Проектную организацию, а там застал неожиданно праздничную атмосферу. Шеф Розкинд, тот просто выглядел именинником. Завидев Тимошу, он подскочил и потряс его за плечо:

– Поздравляю! Маечку-секретаршу уволили!

Забыв о приличии, Розкинд радовался чужой беде. Тимоша отреагировал кислой улыбкой.

– Замечательно… – пробормотал он. – А меня тоже вчера уволили – в некотором отношении.

Но Розкинд его не слушал; он от души веселился, хлопая себя по ляжкам:

– Ты подумай! Ну, каково! Думала, она нас, а ее саму!

Когда он слегка успокоился, то приблизился и, понизив голос, поведал причину Маечкиного увольнения. Оказалось, прогнать секретаршу велела жена начальника, та самая мама Марика, которую Тимоша видел.

– Вот тебе лишнее доказательство, – резюмировал Розкинд. – Этим миром управляют женщины!

Тимоша не улыбнулся и ничего ему не ответил. Он-то знал, кто в действительности управляет миром. Скорее всего, думал он, версия с женой начальника была для отвода глаз. На деле же Маечка поплатились за неудачу с Тимошей, за то, что не получилось завербовать его. Он сел за свой стол, включил макинтош, но никак не мог сосредоточиться на работе. Правда, сегодня в Проектной организации не работалось никому. Маечкины приятельницы помалкивали, скукожившись, как цветы без полива; большинство же сотрудников торжествовало, подобно Розкинду. Макинтоши эмоций не выражали и не испытывали, но были активны. Они сообщались в локальной сети, обмениваясь какими-то данными, и очень возможно, что эти данные касались вовсе не Маечки. Сегодня Тимоша подозревал, что компьютеры сообщаются на его счет. Внезапно ему стало трудно дышать – так же, как это случилось в Новом Бурыме на совещании. Казалось, из комнаты откачали воздух; Тимоша почувствовал, что ни минуты не может оставаться здесь – в этой комнате и в этом здании. С трудом подбирая слова, он стал отпрашиваться у Розкинда. Тот, продолжая праздновать, не сразу его расслышал:

– Что такое?.. – Он повернулся к Тимоше веселым лицом. – Что у тебя за срочность? Ладно, не объясняй. Хочешь уйти – ступай. Сегодня мы все гуляем.

Малое время спустя Тимоша уже был на улице. Он стоял на крыльце Проектной организации в незастегнутой куртке и рефлекторно хлопал себя по карманам.

– Эй, чувак, тебе закурить?

Это спросили какие-то маркетологи, уже дымившие с утра пораньше.

Тимоша им не ответил. Он наконец достал свои сигареты и кое-как закурил. А маркетологи продолжали его рассматривать. Кто-то предположил, что ему «накрутило хвоста» начальство; другой заметил: «Вот мы смеемся, а завтра будем на его месте». Тимоша отлично их слышал; слух у него опять обострился. Маркетологи досаждали ему, но не более. Если были они членами тайного общества, то незначительными, неопасными.

Что-то, свалившись сверху, погасило его сигарету. Начался снегопад, неожиданный и неестественный. Снежинки, огромные, как плевки, шлепались на асфальт и исчезали быстрее, чем голуби успевали их клюнуть. Уличную перспективу завесило белой мглой. Тимоша выстрелил зонтиком. Ему захотелось туда, в эту мглу, чтобы в ней раствориться, спрятаться от наблюдения. Спустившись с крыльца, он пошел направо по улице, и маркетологи потеряли его из виду. Но от себя человеку не скрыться. Куда бы ни шел Тимоша, в какие бы улицы ни сворачивал, всякий раз он оказывался в центре происходящего. Его обступали шумы и запахи. Всё обращалось вокруг него – снежные хлопья, прохожие, автомобили. Это кружение становилось всё опаснее для Тимоши. Наконец черный «ауди» стукнул его боковым зеркалом. Тимоша хотел извиниться, но из окошка «ауди» высунулась матерящаяся голова и рука с травматическим пистолетом. Раствориться не получалось. Уличное сообщество автомобилей и пешеходов выдавливало Тимошу, не принимало в себя.

14. Интерлюдия

Многоголос мегаполис. В любую погоду наперекор стихиям он поет свою песню войны и труда, песню жизни и смерти. Здесь не счесть чрезвычайных поводов – спецмашины, не умолкая, кричат сиренами. Здесь во дворах не могут разъехаться свадебные лимузины с неприметными труповозами. Здесь производятся горы мусора, которые, скрежеща, пожирают оранжевые машины, сзади снабженные челюстями наподобие тараканьих. Песню города исполняет многомиллионный хор механизмов, и матерящихся автовладельцев, и школьниц, дерущихся ранцами, и гастарбайтеров, разгоняющих лужи метлами, и полезных идиотов, пикетирующих с плакатами, и идиотов просто, которым плакатов не дали. В эпическом этом хоре не слышно только голосов птиц. Пешеходы, привычные к гаму и грому, прокладывают себе дорогу жесткими взглядами. Женщины строчат уверенно на высоченнейших каблуках, а мужчинам незачем быть любезными. Захромавшего, ослабевшего здесь выталкивают на обочину. Не добивают его потому, что некогда. Впрочем, очисткой города занимаются соответствующие службы. Всё сущее здесь относится к чьей-нибудь компетенции. Светофор управляет движением: открывает и закрывает окно возможностей. Люди включаются и выключаются, но лица их остаются бесстрастными и безмысленными. Город шлет командные импульсы непосредственно в мозжечок, и человек совершает действия, тысячи действий в течение дня. Городская диспетчерская контролирует миллионы людей, миллиарды действий, применяя самые современные технологии. Город без человека существовать не может – без мозолистых рук и умственных выделений и регулярно вносимой платы. Люди городу очень нужны и полезны, поэтому он их разводит, ловит на стороне и обращает в жителей. И непрестанно пасет при помощи технологий. Правильный житель должен всегда находиться в тренде, поэтому городская диспетчерская формирует гражданскую модную точку зрения и возбуждает покупательский спрос на предметы необходимости. Это она, диспетчерская, вручает кому-то плакаты, а кому-то метлы; это она снабжает своих подопечных средствами производства, средствами нападения и защиты – всеми средствами к существованию. Ну а если какому-то жителю вдруг покажется, что он несчастлив – кто-то скажет ему, или сам подумает, что он ничтожество, – город станет ему утешителем. Несчастливцу достаточно оглядеться, чтобы удостовериться – все кругом таковы. Едут, идут, перебегают улицу, телефонируют, чистят нос, почесывают смартфоны – очевиднейшие ничтожества. Некрасивые, нездоровые, неудачливые в любви и безнадежно бездарные – все, однако, исправные жители.