Государева охота - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 43

Дело было не в кровушке. Екатерину не мутило. Просто она внезапно вспомнила, где и когда видела этого молодого разбойника, который несколько минут назад заглядывал в карету. Да в Горенках и видела! Он не из дворни, а из крестьян. У Екатерины была отменная память на лица, она и через несколько лет могла вспомнить увиденного когда-то давно человека. Точно, видела этого мужика в деревне... на свадьбе! Екатерина тогда проезжала через деревню с сестрами, остановились, приветили, молодых... женили, помнится, младшего брата этого мужика, вот тогда Екатерина его и заметила. А зовут его Ксаверий. Да, вот так, будто какого-то римского императора. Ксаверий — не больше и не меньше.

Ну, предположим, это он и есть. Что ж такого? Разве не бывало, что крепостные подавались в бега, уходили в разбойничьи ватаги? Ушел и этот. Только опять вот какой встает вопрос: чем его так прогневила Мавруха? Загадочный разбойник: они обычно мстят своим бывшим хозяевам, а этот, наоборот, очень беспокоился о Екатерине. Именно он — княжна вспомнила теперь голос — кричал при самом начале нападения: «Не стреляй в карету! Заденешь кого не надо — я тебя тогда!..»

Нет, ничего не понять, только голову от этих мыслей сломаешь!

Вдруг снова послышался топот. Девушки испуганно схватились за руки: неужто разбойники надумали вернуться?! Однако три всадника, появившиеся на поляне, никак не напоминали своим обличьем лесных ватажников, двое были одеты как императорские гайдуки, а третий — и вовсе благородный господин.

— Ради бога, княжна! Что тут произошло?! Какой кошмар! Не зря так беспокоился ваш батюшка, места себе не находил!

Екатерина глядела на спешившегося всадника — не верила своим глазам. Это был Степан Васильевич Лопухин, камердинер императора, только сегодня утром уехавший вместе со всеми в Москву. Лопухин, невысокий, плотный сорокалетний человек с изморщиненным не по возрасту лицом (следы тягостной ссылки в Колу), встревоженно таращился на Екатерину. Когда глаза его встретились с перепуганными глазами княжны, он сорвал парик (очевидно, совершенно забывшись, приняв его за оброненную где-то шляпу), обнажив коротко и неровно остриженную голову, и с облегчением вытер париком вспотевший лоб.

— Батюшка ваш вдруг встревожился, что отправил вас и Дарью Васильевну безо всякой охраны, и чуть не на коленях умолял всех воротиться, — пояснил Лопухин. — Я вызвался и брат ваш, но у него лошадь засеклась, он отстал. Я же гнал что было мочи. Еще издали слышу крики, выстрелы. И вот — ваша карета! У меня аж дух занялся. Сердце отеческое — вещун! Не зря Алексей Григорьевич с ума сходил.

Екатерина на миг зажмурилась. Это внезапное беспокойство отца, возвращение Лопухина, тот крестьянин... Какая-то мысль мелькнула, но исчезла.

Екатерина судорожно стиснула руки:

— Степан Васильевич, господин Лопухин, кабы вы только знали, что тут было!.. Не иначе Господь нас спас, он же и прислал сюда вас. Ну сами посудите: кони выпряжены, люди наши побиты...

— Это не беда, — Лопухин сделал знак гайдукам, и те, спешившись, принялись вновь закладывать карету. — Ежели мне не удалось разогнать злодеев и освободить красавиц, удовольствуюсь малым: починкою кареты.

Екатерина расхохоталась. Сейчас, когда опасность была позади, она ощущала необыкновенную легкость что в мыслях, что во всем теле, каждое слово Лопухина казалось необычайно смешным, каждое выражение его некрасивого лица — милым и забавным. Раньше он был не очень-то ей приятен, ибо пользовался не только расположением императора, дальним родственником которого был, но и Остермана. Хитрую же лису Остермана Екатерина откровенно недолюбливала и даже боялась. Лоб Лопухина казался ей слишком низким, глаза он то и дело отводил, улыбался натянуто... Сейчас перед ней сидел словно бы совсем другой человек. Весь его облик так и лучился счастьем.

— Подумать только! — всплеснул Лопухин своими крупными, разлапистыми руками, которые чрезвычайно нелепо смотрелись в обрамлении дорогих кружев. Им гораздо более пристало бы выглядывать из обтрепанных рукавов крестьянского армяка. — Мне выпала честь помочь даме, к которой благосклонен сам государь! Поистине, Господь нынче ко мне более чем милостив. — Екатерина повела на него глазами и медленно улыбнулась. Говорят, Лопухин — глаза, уши и язык Остермана. И если он так выразился, значит, просто облек в изящные слова убеждение Остермана. Но если сам Андрей Иваныч признал, что император благосклонен к Екатерине Долгорукой, это... это можно счесть новым направлением государственной политики!

Она взволнованно стиснула руки, не отводя взора от всепонимающих, улыбчивых, приветливых глаз Лопухина. Мелькнуло где-то на обочине сознания страстное, влюбленное лицо Альфреда Миллесимо, его губы... но сейчас ей было уже не до Миллесимо. Сузив глаза, мгновенно превратившись из испуганной девчонки в надменную даму, сказала непререкаемым тоном — именно так, в ее представлении, только и могла говорить императрица:

— Но вы, сударь, конечно, сделаете все, чтобы разыскать и примерно покарать виновных в нападении на меня и мою родственницу?

— Не извольте беспокоиться, матушка Екатерина Алексеевна, — точно так же мгновенно посерьезнев, ответствовал Лопухин именно в том тоне, каким и надлежит подданному отвечать своей государыне. — Хоть и затруднительно будет сие устроить, поскольку часть разбойников убита, а другие разбежались, все же знайте: жизнь положу, лишь бы вам услужить!

И Степан Васильевич почтительно приложился к милостиво протянутой руке Екатерины Долгорукой. «Императрицы Екатерины Второй», — скромно уточнила она про себя.

— Прошу вас говорить только по-русски, сударь. Слава Богу, я достаточно преуспел в этом несуразном наречии в отличие от испанцев. И это к нашему счастью. Эта нация, как, впрочем, и все остальные, приверженные католической вере, испытывает патологическую страсть к подслушиванию, подсматриванию и вынюхиванию. Недаром именно в Испании зародилась Святейшая инквизиция. Наверняка у этих стен имеются уши, а то и глаза. Я думаю, что сам факт нашей беседы не вызовет у де Лириа особых подозрений, ведьмы, предполагается, познакомились еще в Испании, у вашего приемного отца. Однако мне бы ни в коем случае не хотелось, чтобы кому-то стало известно содержание нашего разговора! Прежде всего потому, что оно малоприятно для вас.

— Ценю вашу заботу, — пробормотал Алекс, попытавшись усмехнуться, однако это плохо удалось. Да и Кейт смотрел так пристально, так холодно!

— Итак, сударь, из-за вас я запятнал и честь свою, и подверг урону честь своего брата. Право, мне легче было бы пережить известие о вашей кончине, чем узнать, что вы не справились с высокой миссией, на вас возложенной.

— Ну что ж, мне остается лишь просить прощения за то, что остался жив!