Юсуф-паша вежливо напомнил, что стены Кафы крепки и могущественны. Более десяти метров в высоту… и царевич рискует долго просидеть под теми стенами.
Царевич пожал плечами. У него хватит отрядов, чтобы блокировать выход из Кафы – и сделать ее ловушкой. Сам он пойдет дальше, а вот вы останетесь здесь.
Без подкрепления, без помощи, без продовольствия… ах да, и без кораблей! Потому что последние просто сожгут.
Да и насчет стен – еще вопрос, так ли они неприступны. Наука – великая штука. Или шутка… одним словом – в Керчи и Азове тоже думали, что их стены прочны, но пали ведь…
Юсуф-паша опечалился. И сделал то, что и должен был сделать умный человек.
Попросил время на размышление.
* * *
Поль Мелье сидел на палубе корабля, посасывал трубочку, в которой не было табака, и размышлял о жизни. Вот ведь она как оборачивается-то!
Вырос на кораблях, прошел путь от юнги до боцмана, бывал ранен, попадал в плен – и в последний раз думал уже, что жизнь кончена.
Ан нет.
Павел Мельин, изволите ли видеть…
Закурить, что ли? Или просто табачку пожевать?
Мода на курение пошла не так давно, но моряки к ней пристрастились быстро. В том числе и Поль. В плену у турок такой возможности, конечно, не было. А вот на Руси…
А на Руси не любили табак, считая его диавольским зельем. Ну, Поль и не стал его употреблять. А иногда хотелось, очень хотелось. Но…
Русский дворянин.
Обычный мальчишка из Марселя.
Русский адмирал.
Обычный боцман на французском корабле.
Франция, милая любимая родина… вернуться туда? Когда-то доведется? А вернуться обязательно надо, хотя бы чтоб семью забрать…
Да, именно так! Забрать семью и попробовать поехать на Русь. Царевич уже обещал, что адмиральского места Поля не лишат, но желательно в таком случае было бы, чтобы он принял русское подданство. Хорошо бы еще и веру, но тут уж – по желанию.
Вот на этом месте Поль в свое время споткнулся. Он-то был добрым католиком и не имел никакого намерения менять веру отцов, но тут уже широту души проявил государь.
Поль, Бог един. А то, что придумали люди, пусть для них и остается. Мой зять – католик, а моя сестра никогда не забудет веру предков, но они счастливы. Разве этого мало? Проявляйте уважение к обычаям страны, где вы будете жить, – и этого будет довольно.
Так, может, стоит съездить на родину, перевезти сюда родителей, жену, детей… им здесь наверняка будет хорошо…
– Адмирал, слышите?
Не просто так Поль предавался размышлениям, ой не просто. Обговорив все с царевичем и с Иваном Морозовым, они были более чем уверены, что часть турецких кораблей постарается под покровом ночи выскользнуть из гавани. И – ждали.
Так оно и вышло.
Шесть галер и несколько фелюг попытались сквозануть в темноту…
А зря.
Казачьим чайкам они были на один зуб, но требовались не просто казаки с их абордажем, о нет! Требовалось напугать!
А потому…
Казаки просто обнаружили беглецов и подали сигнал, а уж Поль распоряжался дальше. И именно он скомандовал – огонь! И следил, как по правому борту расползаются два громадных костра. Стреляли-то сначала «греческим огнем», а потом зажигательными снарядами. Так что…
Две галеры горели свечками, кто успел – прыгали за борт, оттуда доносились истошные крики рабов…
Еще четыре окружили и брали на абордаж. Эти выжили, те умерли… почему?
Как говорят сами турки – кисмет.
Из мелких суденышек не ушло ни одно. Да и те четыре галеры не сильно сопротивлялись. Зрелище ужасной гибели идущих впереди парализовало турок и – как надеялся Поль – тех, кто смотрел с высоких стен Кафы.
И – да, на следующий день переговоры прошли гораздо более продуктивно для русских. Юсуф-паша представил себе, что могут наделать в его гавани «греческий огонь» и новые пушки русских, которые достреливали туда, куда не доставали турецкие, ужаснулся – и согласился на капитуляцию.
Через десять дней Кафа перешла в руки русских.
* * *
Софья смотрела в стену остановившимися глазами.
Вот так вот, дорогуша. Этого хотела? Получи и распишись! Ты в своей жизни много чего делала, а списки на казнь утверждать как-то не доводилось. А надо…
Придется…
Хованский, наконец, разговорился, начали каяться и Долгоруковы, но истинное удовольствие Софья получила, читая признания старца «Полоцкого».
Все верно, куда не пускают, туда и лезут. Вот протестанты как-то на Москве были – в Немецкой слободе, а вот католиков… они тоже были! Но иезуитов не было! А хотелось.
Идея была неплоха – воспитать царское потомство в культуре Запада. Воплощение подкачало – и тогда, как это уже не раз бывало, они решили пойти через кровь.
Да, не раз.
Не первый раз случались странные и необъяснимые смерти государей, их жен, их матерей, вспыхивали необъяснимые бунты, предавали и били в спину самые, казалось бы, верные…
Сейчас она встала на пути этой силы. Именно она.
Софья прислушалась к себе. Да нет, гордости не ощущалось, ощущалось желание… танцевать!
Да, именно так! Встать с кресла, пройтись по кабинету в вальсе… видит Бог, если она будет жива – она обязательно научит всех танцевать вальс! Великий, бессмертный вальс – и его король да будет бессмертен вовеки!
Ничего удивительного в ее реакции не было – организм, получивший сильный стресс, защищался всеми средствами. Переключал разум… но ненадолго, совсем ненадолго. Софья в любой из своих жизней была воительницей – и большей радости, чем схватка с достойным противником, для нее просто не существовало. Да, в этой битве победительницей она не выйдет, но иногда ничья – более чем достойный результат. Только представить себе – орден иезуитов, который, говорят, и в XXI веке отлично себя чувствует, и одна-единственная соплюшка против них. А ведь они сейчас в силе, сожрут и облизнутся…
Софья чуть поежилась.
Пусть попробуют!
Не будем слишком самонадеянны, но на ее стороне играет расстояние – и обычаи. И то и другое не даст иезуитам спокойно шляться ни по Москве, ни по Руси. Тем более, Симеон, оказавшийся недостаточно крепким, чтобы выдержать пытку, и достаточно сильным, чтобы не сдохнуть – берег себя, нечисть иезуитская, небось следил за здоровьем! – закладывал всех, кого мог вспомнить.
Два десятка иноземцев, которые весьма уютно чувствовали себя в Немецкой слободе.
Софья подержала лист кончиками пальцев, быстро поставила росчерк и печать.
Арестовать их поручим Патрику Гордону – это его территория.