Лавиния делает реверанс, улыбается, потом чуть морщится.
— Ты не мог ударить не так сильно? Синяк останется.
Вторая пощечина относит ее в угол.
— Будешь мне лгать — будешь новые клыки выращивать. Поняла?
Вот теперь она смотрит на меня чуть уважительно. Аргадон, что это за женщины, которым для уважения нужны пощечины?
Извращенки.
Но когда Лавиния уходит, я откидываюсь на подушки и вздыхаю чуть спокойнее. У меня еще будет время объяснить ей, кто тут главный. А пока…
Лишь бы игру не поломали.
* * *
И мы играем.
Лавиния — страдающая невеста, я — страдалец, который потерял любимого брата, герцог — благородный отец, его жена — заботливая матушка, Микаэль — строгий, но справедливый король…
Роли расписаны, как в театре, и мне ужасно хочется вырвать глотку автору пьесы. Или хотя бы части ее участников.
Томми смотрит настороженно, ему приходится тяжелее всего. Если я лгу, как дышу, как и любой полудемон, то он спотыкается — и потому играет неодобрение.
Жениться на невесте погибшего брата…
Это не слишком… благородно.
Конечно, на него начинают давить и подкладывают в постель какую-то графиню. Ну… что б и не попользоваться, если дают и стараются? Если б еще и деньгами…
Так что к концу десятого дня после смерти Андрэ мы подписываем два договора.
Брачный и мирный.
И в первом получаем столько…
Здоровущий кусок земли, рудники, скидки по торговым пошлинам… я постарался.
Зато второй договор чисто схематичен. Да, не будем нападать друг на друга. Мир, дружба, вино…
Я должен в это поверить?
Не верю. И чем дальше, тем больше.
* * *
Сам брак будет заключен у нас, в Раденоре.
Рудольф в курсе и уже прислал гонца, что ждет нас с телом сына… ну и с невестой.
Но убийцу нашли, правда?
Да, конечно, правда. Я в курсе переписки.
Поднять призрака несложно, а пообещать ему хорошее упокоение и посмертие — тем более. А я теперь могу смотреть его глазами.
Он в курсе всей дипломатической переписки как герцога, так и короля, а заодно и переговоров, так что большую часть ночи я трачу на его отчеты.
Он ведь может только показать увиденное. И я смотрю, как Микаэль пишет своему наследнику, приказывая готовить войска, как приказывает герцогу подготовить кортеж, как ругается на того же герцога — мол, ты, сукин сын! Почему сбежал убийца?!
Как теперь замазать риолонцев?!
Впрочем, долго они не размышляют. Пользуются тем, что я видел убийцу считаные секунды, и находят какого-то несчастного. Обещают ему золота для семьи — и он показывает на допросах все, что им надо.
Потом его казнят, но не зря. Можно отписать Рудольфу о коварстве соседей и готовиться к войне.
Я все подтверждаю. И даже делаю Лавинии предложение по всей форме.
На балу, с розой, коленопреклоненный…
Зрелище — убиться люстрой! Принц с белыми волосами, весь в черном, по случаю траура, опускается на колени перед прекрасной светловолосой девушкой в белом платье, на котором, опять же из-за траура, присутствует черный шарф — он же пояс. И принц предлагает ей белую розу, любовь и верность до гроба.
Я и не лгал, я просто не уточнял, чей будет гроб.
Лавиния принимает цветок, а принц поднимается и целует ей руку.
Красивая романтическая сказка.
* * *
Обратная сторона медали — убийца по имени Ивар, который, наконец, оправился после пытки и собирался перебраться через границу. На всякий случай он записал для меня свои показания.
Кто нанимал, зачем, как он убивал, каким ножом — все от и до.
Конечно, таким признаниям цена меньше, но ведь и это неплохо.
Если он доберется до Раденора, он придет к Моринарам и будет ждать меня там. Я пишу ему рекомендательное письмо к Рене. Полагаю, Ивар прочитает его еще до того, как перейти границу. Очень умный человек, жаль, что однажды ошибся с дичью.
А еще — герцог Ратавер, который едет с посольством в Раденор. Его величество страну оставлять не собирается, во всяком случае пока. Он будет собирать войска, чтобы отомстить подлым риолонцам.
Мы тоже будем собирать войска.
Месть — благородное занятие, и оно достойно полудемона.
* * *
Это было в Теварре.
А в Раденоре бурлили… настроения.
К Моринарам началось настоящее паломничество, Рене мне потом все рассказал. Как наиболее приближенные к принцу Алексу, они получали предложения о дружбе, кое-что в подтверждение предложений…
Герцог — брал.
Телегами и возами, объясняя, что он как верноподданный обещать ничего не может, но принцу Александру будет доложено все! Вплоть до числа заклепок на бочке.
И все это отправлялось в Торрин.
Ладно, большая часть.
То, что можно было легко обратить в деньги, оставалось у Моринаров.
Рене не собирался присвоить ни монетки… ну разве что чуть — если я разрешу. Моринары не нуждались в деньгах.
А вот что понадобится мне?
Я бы тоже не брал, но еще придется снаряжать армии, давать отпор соседям… и вообще!
Они столько из казны поперли, пусть теперь хоть часть вернут!
Придворных можно было понять.
Они столько лет служили Абигейль! Пресмыкались перед королевой, ее родней, ее фаворитами — не в том смысле, скорее, приближенными, — и что теперь?
Принцесса мертва.
Принц мертв.
Кто наследует?
Даже если Абигейль родит, успеет ли этот ребенок вырасти?
И дам ли ему вырасти я?
Дай Бог долгой жизни его величеству Рудольфу, но ведь собирается война с Риолоном… Если он поедет — то может погибнуть.
Если нет… главным на войне буду я, а это тоже опасно. Армия любит победителей, а трон держится на армии. Частично.
Я собираюсь дать ему и еще одну опору — простонародье, но это потом, потом…
Так что сейчас придворные, от греха, прогибаются на обе стороны. Жить-то хочется, и безбедно…
Обо всем Рене отписывает мне. Тайно, чтобы гонца не перехватили. И я так же тайно пишу ему в ответ. Деньги, и не только, — брать, в хозяйстве все пригодится, никому ничего не обещать, чем дольше они побудут в состоянии неизвестности, тем жирнее будут взятки.
Я не жадный. Но на деньги от одного Торрина королевство не поднимешь.