Дагестанская сага. Книга II - читать онлайн книгу. Автор: Жанна Абуева cтр.№ 44

Махач не скрывал разочарования в людях, и принятая им поведенческая манера одновременно являлась и протестом, и щитом от вероятных новых разочарований.

Это вовсе не мешало ему, однако, активно обращать внимание на девушек, позволяя себе, как это было в случае с Марьяшей, с ироничной снисходительностью заметить как бы мимоходом:

– О-о-о, какие девочки у нас тут появились!

Марьяша, не привыкшая к столь откровенному разглядыванию, смутилась и вспыхнула, однако, поразмыслив, решила, что в данной фразе в принципе не содержится ничего оскорбительного. Но в дальнейшем, завидев на переменах Махача, на всякий случай заходила обратно в аудиторию, чтобы ненароком не вызвать в свой адрес какой-нибудь его новой фразы.

Курс насчитывал двадцать пять студентов, и с первых же дней учёбы внимание Марьяши привлекла невысокая худенькая девушка по имени Хадижат, обладательница белоснежного лица с высоким лбом, маленьким, аккуратным носиком, красивой формы губами и большими глазами, менявшими свой цвет от зелёно-жёлтого до болотного в зависимости от эмоционального настроя их хозяйки.

А эмоций в девушке было много, и проявились они с первых же дней учёбы, когда сидевшая за передней партой Хадижат резко возразила преподавателю на его мимолётное замечание об имаме Шамиле как о турецком наймите:

– Шамиль не был турецким наймитом, он был героем!

Голос девушки, звонко прозвучавший в тишине лекционного зала, заставил студентов поднять головы от конспектов.

– Каким таким героем, интересно, был Шамиль? – повысил голос Басир Гереевич, опешив от столь бурной реакции первокурсницы.

– Национальным героем! – с достоинством ответила Хадижат.

– А с чего вы это взяли?

Преподаватель, совсем забыв о том, что лекция вообще-то была посвящена первобытно-общинному строю, начал уже кипятиться.

– Ну, во-первых, мне мой папа рассказывал, а во-вторых, мой учитель истории Булач Имадутдинович Гаджиев!

Гордость, прозвучавшая в голосе девушки, была вполне объяснима, и имя Булача Гаджиева, историка и краеведа, имевшего непререкаемый авторитет у дагестанцев, да к тому же ещё являвшегося родным братом Героя Советского Союза подводника Магомеда Гаджиева, возымело эффект, и Басир Гереевич, никак не прокомментировав её слова, поспешил вернуться к теме занятия.

Марьяша, поражённая этой сценой, вдруг почувствовала жгучий интерес к этой девушке, которую, как ей показалось, она уже давно знает, и на перемене, подойдя к Хадижат, произнесла с восхищением:

– Ты такая смелая, даже не побоялась спорить с преподавателем!

– А чего бояться? Я же знаю, что я права! – ответила та и добавила: – А правду надо отстаивать. Меня мой отец всегда так учил!

Как дальше выяснилось, Хадижат, или, как её все называли, Хадя, приехала в Махачкалу из Буйнакска, и это обстоятельство усилило в Марьяше ощущение необыкновенной душевной близости, укреплявшееся по мере того, как она всё больше узнавала об этой девушке. К тому же оказалось, что Марьяшин брат Шамиль дружит с младшим братишкой Хади Магомедом и что дом Мусаевых в Буйнакске расположен на одной улице с домом её дяди Имрана, пусть даже на другом её конце.

Хадя была не просто ученицей Булача Гаджиева, она была его любимой ученицей, и знания, которые Булач Имадутдинович щедро отдавал своим ученикам, нашли в ней самую благодатную почву.

Марьяше оставалось лишь удивляться, сколько же умещалось знаний в голове этой хрупкой девушки! В ней легко проглядывалась сила духа, едва она начинала о чём-то увлечённо говорить, делая это громко и уверенно и неизменно подкрепляя свои слова примерами из жизни или из истории, что в принципе, если брать по большому счёту, было одно и то же.

Хадины родители происходили из древнего аула Ругуджа, прославившегося, подобно остальным аулам Андалальского вольного общества, независимостью и свободолюбием, которые выражались в активном их участии практически во всех военных баталиях дореволюционного Дагестана.

Отец Хади, Гаджи, воспитывал четверых своих детей в духе самоуважения и неистребимой национальной гордости, желая, чтобы они унаследовали и продолжили традиции своих предков, которые и составляли славу Дагестана.

При этом, однако, он не поддержал желания старшей дочери посвятить свою жизнь истории, сказав, что в стране с таким непредсказуемым прошлым историю как науку изучать, наверное, не стоило бы.

Хадя, для которой авторитет Булача Гаджиева был так же высок и незыблем, как и авторитет отца, осталась тверда в принятом решении и отстаивала теперь свои принципы, вступая в неравные споры с теми университетскими преподавателями, кто, по её мнению, непозволительно искажал отдельные факты истории Дагестана, которую сама она штудировала весьма активно.

* * *

Знакомство девушек переросло в тесную дружбу, и теперь они были почти неразлучны. Хадя жила в университетском общежитии, но проводила большую часть времени в семье Марьяши, а та, в свою очередь, со всех ног бежала в общежитие к подруге, если она по какой-то причине вдруг задерживалась.

Юсуп с Маликой тоже полюбили девушку, сразу приняв её душой и с удовольствием предоставив ей свой кров. И Хадя платила им вниманием и любовью, обретя в семье Магомедовых близких и дорогих её сердцу людей.

Девушки так сдружились, что не мыслили теперь жизни друг без друга и мечтали, бывало, о счастливом будущем. Хадя видела это будущее связанным с наукой, а Марьяша пока ещё никак конкретно не видела, живя днём сегодняшним, в котором ей нравилось всё: и учёба, и студенты с преподавателями, и общественная работа в виде комсомола и художественной самодеятельности, где она участвовала активно в факультетском СТЭМе, и дружба с самой лучшей подругой на свете – Хадей, и даже сессии.

Хадя в художественной самодеятельности не участвовала, зато участвовала в студенческих шахматных турнирах и постоянно одерживала победы, что было неудивительно при её-то мозгах. На одном из таких турниров она познакомилась с Каримом. Тот учился на строительном факультете и, по мнению окружающих, очень походил внешностью на испанского певца Рафаэля, ставшего невероятно популярным после прошедшего в советском прокате кинофильма «Пусть говорят». Последнее обстоятельство вкупе с собственным обаянием привлекало к Кариму внимание немалого числа студенток, в отличие от которых Хадя держалась с ним весьма сурово. Карим, привыкший к лёгким победам, заметно нервничал, однако девушка продолжала держать дистанцию и была неприступна. Вдобавок и Марьяша, которая боготворила Рафаэля и присутствовала на шахматных турнирах в качестве постоянной Хадиной болельщицы, принципиально отрицала какое-либо сходство певца с кем-либо, включая Карима.

Студенческая жизнь обеих девушек, помимо занятий, состояла из походов в кино, смотров художественной самодеятельности и примерок новых платьев, обыкновенно шившихся в канун праздников у портнихи тёти Зины, которую рекомендовала Малике её коллега-врач.