Мэгги взвесила статуэтку в руке. У, в общем-то, реалистичной фигурки была дюжина молочных желез.
— Наверное, это стоит целое состояние!
— Ага.
— Но почему ты...
— Называю все это «женой»? Потому что она здесь. И у меня всегда есть хороший повод от кого-нибудь улизнуть. И потому что я столько времени с ней провожу... Ладно. Вернемся в гостиную.
Мэгги осторожно поставила статуэтку на стол. Эш тихо закрыл дверь, чтобы не потревожить покой богини, и налил им еще по бокалу шерри.
— Выходит, ты все-таки не женат. У тебя нет жены.
— Я был женат. Она погибла три года назад, разбилась на машине.
Эш посмотрел в огонь. Это была та самая печаль, которую Мэгги заметила в нем с самого начала.
— Вообще-то, есть еще одна причина, почему я все это называю «женой». Джейни, моя настоящая жена, начала все эти исследования. Она была ученым, писала книгу. Я стараюсь закончить все это за нее. Но мне не хватает ее блестящего ума, поэтому я трачу много времени.
Эш пытался говорить об этом не слишком серьезно, однако ему это плохо удавалось. Мэгги поняла, что он никому не рассказывал свою историю; интуиция подсказывала ей, что он все держал в себе.
— Знаешь, — говорил он, — люди уверяют, что время лечит. Они заблуждаются. Когда ты кого-то теряешь, мир меняется до неузнаваемости. Меняется безвозвратно.
Мэгги хотела обнять Эша, но это было невозможно.
— Что-то я захандрил! — с неожиданной легкостью сказал он.
— Нет, все нормально.
— А я говорю — захандрил. Допивай! Открывай свой подарок! Индейка в духовке. Чувствуешь запах?
О да. Мэгги уловила запах готовящейся птицы.
Мэгги и Эш напялили бумажные колпаки, стреляли хлопушками, осушили две бутылки красного вина и весело поужинали. В их веселье присутствовала неловкость, и все же оно было настоящим. В компании друг друга они расслабились, и оба чувствовали себя намного лучше из-за того, что им не пришлось провести этот день в одиночестве.
После ужина они посмотрели по телевизору кусок мрачной церковной службы, а потом Эш вырубил ящик и вместо этого включил музыку.
— Разве ты не веруешь в чудо непорочного зачатия? — с иронией спросила Мэгги.
— Не больше, чем в то, что Санта-Клаус спускается по вот этой трубе с жареным каштаном в заднице.
— Ты не любишь христианскую церковь, да? Я заметила это, когда ты смотрел телик.
— Не просто не люблю — презираю. Понимаешь, Христос был, возможно, величайшим учителем всех времен. Целителем, причем во многих смыслах этого слова. Но если бы он был здесь сегодня, то не имел бы ничего общего с христианской церковью.
Мэгги поняла, что это любимый конек Эша.
— Взять, к примеру, Деву Марию, — продолжал он, — позднейшее воплощение богини. Но что они сделали, эти патриархи? Они лишили ее сексуальности. Непорочная мать. Вот так они отобрали у нее силу. Кто, по-твоему, та вторая женщина, которую всегда можно видеть возле распятия?
— Что? Ты имеешь в виду Марию Магдалину?
— Именно. Так называемая проститутка. Одержимая, излеченная Христом. Это одно и то же лицо — Мария. Но они разделили богиню на две части. Магдалина — это сексуальная часть. Если хочешь, темная сестра Девы Марии.
Темная сестра. Эта фраза показалась Мэгги знакомой.
— Как ты сказал? «Темная сестра»?
— А разве она не такая? Это тень, которая всегда на втором плане, но всегда присутствует. Если задуматься, возможно, Иисус был женат на Марии Магдалине.
— И откуда у тебя такие возмутительные идеи?
Эш улыбнулся и кивнул в сторону кабинета.
— От жены. Но что действительно заставляет мою кровь кипеть, так это кровожадность христианской церкви. Все эти женщины, жившие в Средние века, фактически миллионы по всей Европе, их пытали, зверски убивали, сжигали. Мудрые женщины. Целительницы. Обычные гербалистки вроде меня. Среди них попадались просто одинокие асоциальные женщины. И всех — на костер. Впрочем, в этой стране было принято вешать ведьм, а не сжигать. Но ни один представитель христианской церкви даже сегодня, похоже, не готов выразить хоть какое-то сожаление по поводу этих массовых убийств. И ведь они до сих пор пытаются это делать! Ты знаешь, что перед моим магазином устраивали пикеты из-за тех книг, что я продаю?
— Да, я слышала.
Алекс махнул рукой в воздухе, точно хотел прихлопнуть этот идиотский мир.
Вечером они с Мэгги сыграли партию в скребл, выпили еще красного вина, а потом еще и по паре бокалов бренди. Затем, чтобы доказать, насколько он предан Рождеству в самом глубоком смысле этого слова, Эш откуда-то извлек пакет фиников, и они с Мэгги были в таком отличном расположении духа, что съели их подчистую.
Казалось вполне естественным, что поздним вечером они устроятся на диване в обнимку и вместе посмотрят по телевизору фильм.
— Может быть, хочешь здесь переночевать? — сонным голосом спросил хозяин.
Гостья кивнула.
— Можешь спать на моей кровати, — сказал он. — Я постелю себе на кушетке.
— Это не обязательно. Я хочу, чтобы ты спал со мной.
Он слегка поцеловал ее, но тут же внимательно на нее
посмотрел.
— Я останусь на кушетке.
— Почему?
Эш испустил глубокий вздох.
— Ладно, я тебе кое-что расскажу. Одна из величайших мужских радостей в этом мире — тайная радость эрекции. После того как моя жена погибла, богиня лишила меня этой радости. И вот я все жду, когда она вернет то, что забрала.
Любовь к Эшу захлестнула Мэгги, как прилив. Вскипела в ней, точно пена, сбившаяся на краю сосуда. Мэгги остро захотелось обнять его, убаюкать, поделиться с ним любовью.
— Все в порядке, — сказала она. — Я все равно хочу, чтобы ты со мной спал. Просто быть с тобой. Просто обнимать тебя.
Мэгги знала, что Эшу нужно выплакаться, и хотела ему в этом помочь.
26
Тоска второго дня Рождества.
Эш отправился навестить родителей покойной жены. Он уехал в середине дня, а Мэгги, хотя он и предложил ей остаться у него, все-таки отправилась в съемную комнату. В доме по-прежнему никого не было, кроме нее; потом, в полдень, на первом этаже снова загрохотал трэш-метал.
Мэгги позвонила Алексу. Трубку сняла его мать — она весьма сухо ответила невестке, а потом передала трубку сыну. Тот был настроен благодушно.
— Что они сказали? Приняли твою сторону?
— А чего ты ожидала? — откликнулся Алекс. — Давай не будем об этом, а?
— Дети нормально себя ведут?