Потом разлить в два кувшина, и пусть влюбленные намажут друг друга, каждый из своего кувшина, при луне, и зададут вопросы.
Мэгги вылила смесь масел в две маленькие бутылки матового стекла: одну для него, другую для нее.
Той ночью она подождала момента, когда они стали раздеваться в мягком свете прикроватной ламы. Алекс сидел на кровати, расстегивая рубашку. Она склонилась над ним сзади и стала массажировать ему шею. Он был напряжен, а его мышцы оказались жесткими, как натянутые канаты.
— Приятно.
Мэгги окунула пальцы в масло. Алекс попробовал оглянуться через плечо.
— Сиди смирно, — мягко сказала Мэгги и запустила руку ему в волосы.
— А ты помассируешь мне шею, Алекс? Хотя бы минутку? — Она сбросила блузку и протянула ему бутылку, — Возьми вот это.
— Штука сильная.
Он начал растирать масло по ее плечам и спине. Оно заблестело вдоль ее позвоночника и на гладкой, бледной коже.
— Достаточно. Иди сюда.
Мэгги взяла у Алекса бутылку, поцеловала ему руку и провела ею по своему лбу. Потом она поднялась, поставила обе бутылки на подоконник, чтобы на них падал лунный свет, и погасила лампу. Она слегка раздвинула занавески, чтобы впустить в комнату мягкие лучи нарастающей луны, и легла в постель рядом с мужем.
— Ты меня любишь? — спросила она.
— Ты знаешь, что люблю.
— Поклянись луной.
— Что?
— Поклянись луной, что ты меня любишь.
Алекс фыркнул.
— Это не шутка, — сказала Мэгги. — Я хочу, чтобы ты поклялся.
— Похоже, это не Сэму нужен психиатр.
— Ну, давай же. Скажи это.
— Ладно! Клянусь луной, что люблю тебя. Теперь мне можно уснуть?
— Да. Теперь тебе можно уснуть.
13
Мэгги решила, что игровую комнату нужно слегка обновить. Она выкинула пару древних сломанных стульев с твердыми спинками и заменила их двумя ярко раскрашенными пуфами. Кроме того, она расставила по комнате горшки с растениями: комнатную пальму и герань, хорошо прогретые летним солнцем. Когда она ставила герань на низкий столик, ее внезапно охватило какое-то странное чувство.
Она испытала короткий приступ головокружения и, словно при динамической съемке, увидела Алекса на раскопках в замке.
— Как такое может быть? — произнесла она вслух.
Сэм отвлекся от игрушек и улыбнулся Мэгги.
— Ему это не понравится, верно, Сэм?
— Да.
— Захвати куртку. Мы уходим.
Работа на раскопках за пределами замка, как обычно, была в разгаре. Алекс, в спецовке и резиновых сапогах, расхаживал с хмурым видом. Он давал указания студентам установить несколько индикаторов уровня. Вокруг участка раскопок были выстроены деревянные мостки, чтобы посетители могли беспрепятственно наблюдать за «живой археологией». Но не так-то просто переманить публику из кинотеатров, торговых галерей или даже уютных домашних кресел. Одним словом, затея не увенчалась большим коммерческим успехом, и, к вящему раздражению Алекса, на него глазели разве что школьники да какая-нибудь случайная парочка. Но когда в этот день он отвлекся от работы, то увидел, как по деревянным мосткам к нему шагают жена и сын.
— Эй! В чем дело?
— Нашел что-нибудь? — спросила Мэгги.
— В общем-то, нет.
— Ничего интересного сегодня не нашел?
— Ни пуговицы. А что?
— Ни пуговицы, — повторил Сэм.
Мэгги сошла с деревянного настила и направилась в дальний конец раскопа:
— Копай здесь.
— Что? — засмеялся Алекс.
— Просто копай здесь.
— Почему?
— Потому что ты кое-что найдешь.
— Но нельзя копать где захочешь, правда, Сэм? Участок превратится в кроличий садок, да, Сэм?
— Нет, — сказал мальчик.
— Ну, дело твое, — бросила Мэгги. — Идем, Сэм. — Она подхватила ребенка на руки и вернулась тем же путем, что и пришла, — Скажи папе «до свиданья».
— До свиданья, — пробормотал Сэм.
И они ушли. Алекс посмотрел на то место, где, по мнению Мэгги, нужно было копать. Покачал головой — и снова принялся руководить раскопками.
Вернувшись домой, Мэгги решила систематизировать изучение дневника. Она стала перечитывать записи подряд, день за днем, в надежде собрать побольше информации об авторе, Белле. Но это оказалось не так просто. Мэгги вовсе не была уверена, что записи делались в хронологическом порядке, да и на некоторых страницах по-прежнему были одни только рецепты. Другие страницы приходилось «воскрешать», либо прижимая к ним ладонь, либо, для большего эффекта, разглаживая их теплым утюгом. В иных случаях даже тепло не помогало целиком проявить запись. Но, несмотря на трудности, Мэгги с каждым разом узнавала все больше:
Крапива обжигает пальцы. Но от кипячения она теряет жгучесть. Тогда она становится противоядием от болиголова, грибов, ртути и белены, а крапивное масло смягчает жжение от ее собственных колючек. Собирать в июле и августе, и она послужит хорошей защитой.
Другие записи были причудливыми и непоследовательными:
А. говорит, что мотыльки — это души умерших. Но я говорю — чепуха, нам следует отделять такие суеверия от истинного знания.
На следующей странице обнаружилась запись, которую Мэгги не смогла прочесть целиком:
Теперь я беру обратно свои слова о мотыльках, потому что [пропущено] и злилась на меня, и показала мне, и говорила мне, что я не должна противоречить моей темной сестре. Мой страх [пропущено] я думала, что умру. Почему я позволила темной сестре помыкать мною? Мы ведь приложили [пропущено] и от такого применения летательной мази я теперь отказываюсь. Размельчить и потолочь сонную одурь и болиголов, и [пропущено] и чемерицу, и пропитать свиным жиром. Но потом надо [пропущено] заигрывать со смертью, во имя Гекаты, и я ее видела [пропущено], что надо лететь, а я боюсь взглянуть в ее лицо [пропущено] и предупреждение для всех, кто вступил на эту тропу. Почему я позволила ТЕМНОЙ СЕСТРЕ помыкать мною?
Мэгги изо всех сил старалась вернуть к жизни пропущенные слова, но ей никак не удавалось это сделать. В местах пропусков страница была заляпана чем-то жирным, поэтому полный рецепт не подлежал восстановлению. О летательной мази Мэгги слышала и раньше. Но кто была темная сестра, если не сама таинственная А.?
Сэм был в игровой комнате — «плавал», как мелкая рыбешка. Ему нравилась эта игра, но куда интереснее было играть с кем-то. Например, когда «плавал» его друг доктор, было проще услышать шум волн и плеск воды. Доктор Сэму нравился.