Синяя Борода - читать онлайн книгу. Автор: Курт Воннегут cтр.№ 20

* * *

По словам Грегори, отец, объездчик лошадей, чуть не убил его еще младенцем – терпеть не мог его плача.

– Когда я плакал, он был способен на все, лишь бы я заткнулся. Сам-то он был еще мальчишка, в таком возрасте трудно помнить, что ты отец. Сколько тебе лет?

– Семнадцать, – выдавил я свое первое слово.

* * *

– Отец был только на год старше тебя, когда я родился, – говорил Грегори. – Если начнешь совокупляться сейчас, то к восемнадцати годам у тебя тоже будет вопящий младенец, здесь, вдали от дома, в огромном городе. Конечно, думаешь покорить Нью-Йорк своим умением рисовать? Ладно, мой отец тоже думал покорить Москву своим умением объезжать лошадей, но обнаружил, что все по части лошадей поляки к рукам прибрали, а ему выше помощника конюха не прыгнуть. Матушку он похитил из семьи, когда ей было шестнадцать лет, ничего, кроме семьи она не знала, а он задурил ей голову болтовней о том, как быстро они в Москве разбогатеют и станут знаменитыми.

Он поднялся и посмотрел на меня. Я так и стоял, не шелохнувшись, на верхушке лестницы. Новые резиновые набойки, которые я поставил на старые разбитые башмаки, свисали за край ступени, настолько не хотелось мне входить в это ошеломляюще странное, в десятках зеркал отраженное помещение.

В темноте, в черном халате Грегори был только голова и руки. Голова изрекла:

– Я родился в конюшне, как Иисус Христос, и кричал вот так, послушай. – И из его глотки вырвался душераздирающий вопль, подражание крику нежеланного младенца, удел которого кричать и кричать.

Волосы у меня встали дыбом.

Когда Дэну Грегори, или Грегоряну – под этим именем жил он Старом Свете, – было пять лет, жена художника Бескудникова, который гравировал клише для императорских облигаций и бумажных денег, отобрала его у родителей. Не то чтоб она его любила – просто пожалела беспризорного чесоточного зверька, ведь с ним так жестоко обращались. И сделала то же, что делала с бездомными кошками и собаками, которых иной раз притаскивала в дом, – отдала мальчишку на попечение слуг: пусть отмоют и воспитывают.

– Слуги ее относились ко мне так же, как мои к тебе, – сказал Грегори. – Просто лишняя работа, все равно что выгребать золу из печей, мыть ламповые стекла, выбивать ковры.

По его словам, он наблюдал, как удается выжить кошкам и собакам, и поступал так же.

– Животные почти все время проводили в мастерской Бескудникова, позади дома, – рассказывал он. – Ученики и работники ласкали их и подкармливали, ну и я туда потянулся. Но я мог делать такое, чего животные не могли. Усвоил все языки, на которых говорили в мастерской. Сам Бескудников учился в Англии и во Франции и любил давать указания помощникам то на одном, то на другом языке, не задумываясь, понимают они или нет. Вскоре я уже стал нужен, потому что мог перевести слова хозяина. Польский, русский я знал и без того – выучился у слуг.

– И армянский, – предположил я.

– Нет, – ответил он. – У своих пропойц-родителей я научился только вопить, как осел, и верещать, словно обезьяна, – да еще выть волком.

Рассказывал, что он старался освоить все, чем занимались в мастерской, и, как и я, обладал уникальной способностью моментально улавливать сходство.

– К десяти годам меня сделали учеником. К пятнадцати, – продолжал он, – всем стало очевидно, что у меня талант. Даже Бескудников почувствовал угрозу себе, поэтому дал мне задание, которое все считали невыполнимым. Он обещал перевести меня в подмастерья, если я от руки нарисую рублевую купюру – лицо и изнанку – так, что ее примут за настоящую торговцы на рынке, а у них глаз острый.

Грегори усмехнулся.

– В те времена фальшивомонетчиков вешали как раз там, на рыночной площади.

* * *

Шесть месяцев потратил юный Грегорян на банкноту, и все работавшие в мастерской сочли ее безупречной. А Бескудников сказал, что это детский лепет, и разорвал ее на мелкие кусочки.

Грегорян сделал рубль еще лучше, снова провозившись шесть месяцев. Бескудников заявил, что вторая банкнота вышла еще хуже первой, и бросил бумажку в огонь.

В третий раз Грегорян бился над своим рублем целый год и сделал его еще лучше. Все это время он, разумеется, исполнял свои обычные обязанности по мастерской и по дому. Кончив третью подделку, он положил ее в карман. А вместо нее показал Бескудникову настоящий рубль, с которого копировал.

Как он и ожидал, старик опять поднял его на смех. Но прежде, чем Бескудников успел уничтожить рубль, Грегорян выхватил у него банкноту и побежал на рынок. Там на этот, настоящий рубль он купил коробку сигар, да еще заверил табачника, что рубль уж точно настоящий, ведь он из мастерской императорского денежного гравера Бескудникова.

Бескудников пришел в ужас, когда мальчик вернулся с сигарами. Он вовсе не хотел, чтобы подмастерье пошел с подделкой на рынок. Возможность пустить купюру в обращение была только доказательством ее совершенства. Он таращил глаза, лоб покрылся потом, дыхание стало прерывистым – видно было, что человек-то он честный, а поступал так с учеником просто из ревности. Поэтому-то настоящий рубль, сделанный, между прочим, его одаренным учеником по гравюре самого Бескудникова, показался ему подделкой.

Что теперь было делать старику? Табачник, конечно, распознает фальшивку, а откуда она – известно. И что потом? Закон есть закон. Императорский гравер и его ученик будут вместе повешены на рыночной площади.

– К его чести, – сказал Дэн Грегори, – он решил сам вернуть этот роковой, как он считал, клочок бумаги. Попросил у меня рубль, с которого я копировал. А я, разумеется, дал свою безупречную подделку.

* * *

Бескудников наплел табачнику историю про то, что рубль, на который ученик купил сигары, ему особенно дорог как память. Табачнику-то было все равно, он отдал настоящий рубль и взял фальшивый.

Старик, сияя, вернулся в мастерскую. Но, едва переступив порог, заорал, что изобьет Грегоряна до полусмерти. До сих пор Дэн, как и полагалось послушному ученику, послушно сносил порки.

А на этот раз мальчишка отбежал подальше и захохотал.

– Еще смеешься, когда такое происходит! – закричал Бескудников.

– Смеюсь и всю жизнь буду над вами смеяться, – ответил ученик. И рассказал о подмене.

– Вам больше нечему меня учить. Я далеко превзошел вас, только гений способен так одурачить императорского гравера, чтобы тот пустил на рынок фальшивый рубль! Если нам вместе на рыночной площади накинут петли на шею, я перед смертью скажу вам кое-что. Скажу: вы были правы, я не так талантлив, как думал. Прощай, жестокий мир, прощай!

Дерзкий Дэн Грегорян в тот же день бросил работу у Бескудникова и быстро нашел место подмастерья у другого художника, гравера и декоратора по шелку, который делал театральные афиши и иллюстрировал детские книжки. Его подделка так и не обнаружилась, а если обнаружилась, никто не заподозрил ни его, ни Бескудникова.