Три года революции и гражданской войн - читать онлайн книгу. Автор: Даниил Скобцов cтр.№ 85

Между тем активность большевиков между Доном и территорией, занятой Добровольческой армией, к началу месяца усилилась до того, что под угрозу попала главная магистраль Ростово-Владикавказской железной дороги. Северные округа Дона были заняты большевиками. В газетой хронике отмечалось, что при близости большевистских орд, в самом Екатеринодаре снова зашевелились большевизанствующие элементы. В трамвае, в базарной толпе слышались совсем недвусмысленные заявления: «Наши идут»… Они «кадетам покажут кузькину мать»… Вечерами можно было услышать на улице достаточно громко распеваемую песенку большевистской редакции о «яблочке»:

Ой, яблочко да закатилося, —

Кадетская власть провалилася…

Одна из екатеринодарских газет, «Кубанский Край», заняла совсем двусмысленную позицию в смысле про-большевистского уклона до такой степени, что наш член правительства по ведомству внутренних дел принужден был, не без давления, впрочем, со стороны штаба Добровольческой армии, издать постановление (7/3-1919 года за № 162) о закрытии этой газеты. В ней господствовал в то время в качестве фактического редактора г. Белоусов, приобретший еще раньше известность по своим демагогическим выступлениям в период обостренных в раде отношений казачьего представительства с иногородним… Имел близкое участие в редакции этого «Кубанского Края» и г. Воропанов. Любопытно, что в газете «Великая Россия» (№ 161-16/3) скомментировали это постановление о закрытии газеты как «единственный случай» осуществления кубанским правительством его обязанностей.

Вся надежда была на фронтовиков, главную массу которых в это время составляли кубанские казаки. Они воевали и умирали на фронте с полным самопожертвованием. К этому времени относится следующая характеристика генерала Деникина боевой силы:

– Доблестные кубанские казаки, которым посчастливилось освободить уже всю свою землю и которые самоотверженно докончили освобождение Терско-Дагестанского края, поспешили теперь на помощь Дону… «Кавказская Добровольческая армия», «та, которую предполагали раньше наименовать Кубанской армией, – генерал Деникин наименовал войсковую группу кубанских казаков, «эшелон за эшелоном текла на север без всяких кондиций».

Официальная сводка штаба армии давала такие, например, сведения в печать об Азовско-Днепровском фронте: «Кубанские части, сломив сопротивление противника, овладели селением Медвежинским (Ставропольской губернии), Шляхтиным и станицей Мечетенской (Донского войска), место бывшей стоянки Д. А.

На фронте наиболее молодое и способное на самопожертвование кубанское казачество воевало, чтобы освободиться от большевиков, в тылу же, в организационном центре, который до этого усиленно звал фронтовиков к борьбе и изображал эту борьбу как долг, как честь казачества, теперь в этом тыловом центре происходило недопустимое и с первого взгляда непонятное колебание. Доминировали групповые цели и сомнительные мечтания. При этом главная карта, на которую ставили наши черноморцы, была заведомо бита. Авантюризм Петлюры обнаруживал полную свою несостоятельность и беспочвенность. Украинский народ оставался глухим к его призывам, а сам уголовный атаман Петлюра, потеряв

Киев, вел в это время неудачную борьбу за последний клочок украинской земли возле Шепетовки. Бессилие и неспособность организовать действенную борьбу с позиций развала столетиями создававшегося российско-украинского государственного единства становилась самоочевидной. Раздел, развал, вообще преступная ставка на центробежные силы давала убедительные противопоказания. Опасная ставка на «Самостийничество» проваливалась. Но, к сожалению, в сфере добровольческих настроений это будило безжизненные реставрационные стремления…

Кубанский войсковой атаман, приняв от нас коллективное прошение об отставке, попросил временно, впредь до сформирования нового правительства, исполнять свои обязанности, одобрив вместе с тем наше направление краевой работы.

Между тем течение правительственного кризиса принимало довольно бурный характер. Выдвигались разные кандидаты на пост председателя правительства, столь неожиданно, однако, и отпадавшие. Определенными кругами была выдвинута, например, кандидатура И. Л. Макаренко, но на ней нельзя было остановиться по одиозности его фигуры, во-первых, среди кубанского офицерства, которое не могло простить ему бестактной фразы о «несчастной Кубани, не сумевшей породить ни одного порядочного генерала». Для нас, линейцев, он был неприемлем, но он не был приемлем и для черноморской «спилки» круга Бескровного, Рябовола и др. Его кандидатура отцвела, не успевши как следует расцвести.

В широких радянских кругах утверждалась мысль о необходимости широкой правительственной коалиции. На этой почве возникла кандидатура в председатели Краевого правительства из широкой народной среды, и искавшие такого кандидата в атаманы остановились на почтенном казаке станицы Павловской, многолетнее несменяемом атамане своей станицы, видном кооперативном деятеле в той же станице, уважаемом члене Краевой рады от своей станицы, но с общим образованием не выше курса хорошей пятилетней станичной школы… Для такого поста, как председатель правительства, данных у Турбина было, конечно, недостаточно. Но атаман все же сделал ему предложение и пригласил поехать в Париж.

Из прежнего состава правительства намечались желательными для обоих радянских групп кандидатами генерал В. Гр. Науменко и я. Трусконский и Верещака воспринимались как своею рода спецы, возможные во всяком правительстве. В резкой форме черноморская группа высказывалась против самого Сушкова, Каплина и в особенности против Н. М. Успенского, вменяя ему в вину без достаточного основания карташевские дела, по крайней мере, делая вид такого вменения, – явная несправедливость в отношении честного и добросовестного работника.

Заявление об этих отрицательных требованиях черноморской группы передал атаману прибывший в Екатеринодар сам кандидат в премьеры С. П. Гурбич, а атаман сообщил об этом мне и Науменко. Мы тут же поставили свое требование Гурбичу, что можем войти в его правительство, если вместе с нами будут введены в него Успенский и Каплин. Создалось таким образом муссированное потом черноморцами положение о так называемых «четырех пунктах» препоны: Скобцов, Науменко, Каплин, Успенский… На Каплина черноморцы после долгих препирательств еще соглашались, но на отводе Успенского решительно настаивали. Мы, однако, не находили возможным уступить, по существу, относясь скептически к силам предположенного премьера…

Из переговоров с Гурбичем вследствие такого положения ничего не вышло. По «нездоровью» он от выполнения возложенной было на него миссии отказался и уехал к себе в станицу. Это было по истечении целого месяца кризиса.

Правительство Сушкова, которое продолжало действовать и управлять на основании своего временного мандата от войскового атамана по принципу «впредь до…», решило использовать героическое средство, чтобы перевести кризис на новые рельсы, средство давно, впрочем, нами намеченное: вызвать к жизни, казавшееся мертвым по своему началу, постановление Краевой рады о «союзе южнорусских государственных образований».