Три года революции и гражданской войн - читать онлайн книгу. Автор: Даниил Скобцов cтр.№ 58

Все положение о Доно-Кавказском союзе запроектировано было в 16 статьях. В последней (16-й) статье выражалась готовность «послать свои дипломатические миссии к признавшим его державам».

В книжке господина Георгия Покровского: «Деникинщина», вообще говоря, крайне тенденциозно изображающей события годов гражданской войны на юге России, имеются, тем не менее, в части, касающейся объединительных начинаний, весьма любопытные данные из официальной переписки Л. Л. Быча с уполномоченным на Дону П. Л. Макаренко (цитируются: уведомление председателя правительства от 2 июня 1918 года и донесения его представителя 29 июня. № 51, 11 июля, № 106 и 4 августа). Мы, рядовые члены правительства, не были знакомы с содержанием этой переписки до последнего времени. Принимая во внимание эту переписку, можно отнести ответственность за неудачу этой попытки объединения почти всецело насчет кубанцев, действовавших здесь в качестве представителей Кубани, Л. Л. Быча, его агентов П. Л. Макаренко и горца Л. Л. Намитокова. На Дону, на первом собрании в атаманском дворце 8 июня, генерал Краснов прямо бросил обвинение кубанцам в невозможности созвать союз, «так как кубанцы не хотят его организации». На следующем собрании 4 июля Макаренко также саботировал работу по созданию союза. Он заявил, что его присутствие не санкционирует от имени Кубани тех решений и постановлений, которые могут быть приняты собранием, и т. п. Собравшиеся предложили Макаренко определить срок, когда он может получить дополнительные инструкции и полномочия. Предлагался недельный срок и выражалась готовность со стороны атамана Краснова предоставить в распоряжение Макаренко автомобиль для доставления окончательного ответа Кубанского правительства. Так, очевидно, было сильно желание других членов проектированного союза скорее его заключить. Макаренко оказался в этом деле до конца верен себе и не связал себя никаким ограничением времени. Объяснение такому отношению Быча и Макаренко к этому начинанию можно искать только в их несочувствии самому объединению. Думать, что Бычу и Макаренко претило в деле наличие немецкого влияния не приходится. Оба они принадлежали к той кубанской группе деятелей, которую мало пугала ориентация на немцев.

Схема же организации власти союза была, по-видимому, настолько близка их пониманию, что несколько месяцев спустя они повторят ее почти без изменений, предложив ее в проекте Намитокова в противовес добровольческой диктатуре. Тот же Верховный Совет как возглавление, те же самостоятельные государства, входящие в союз и т. и. Но тут само объединение шло мимо Украины, значит, оно было г. Бычу ненужно. В жертву партийной идеологии здесь приносилась насущнейшая нужда края и всего дела борьбы. Холодное к себе отношение встретил «союз» и со стороны командования Добровольческой армии. Здесь красновская инициатива была воспринята как несовместимая с идеологией Добровольческой армии, возникло опасение стать орудием «сомнительной областной политики».

Однако генерал Деникин обратился к бывшему тогда председателем донского правительства генералу Богаевскому с письмом по поводу союза. В нем подчеркивалась «недопустимость включения в союз Ставропольской губернии без особого представителя от нее» и заявлена желательность исключения из декларации о нем некоторых пунктов. Высказывалось также пожелание, чтобы была отмечена временность образования союза, впредь до воссоздания России, чтобы были включены в состав проектируемого Верховного Совета представители Добровольческой армии и военного губернатора Ставропольской губернии, чтобы командующим всеми вооруженными силами союза был назначен командующий Добровольческой армии, чтобы, наконец, окончательная редакция была бы выработана после созыва Большого круга на Дону и рады на Кубани, при участии представителя Добровольческой армии, игнорировать которую недопустимо.

Известны теперь пометки атамана Краснова на полях письма генерала Деникина. Не упуская случая уколоть самолюбие вождей Добровольческой армии напоминанием таких старых прописных истин, как вроде: «Армия вне политики» и проч., генерал Краснов не находил, однако, существенных возражений против замечаний генерала Деникина. Или, во всяком случае, возражения его были такого рода, что при наличии доброго желания обоих корреспондентов все их разногласия не трудно было бы согласовать. Но было, очевидно, особое психологическое настроение действующих лиц, которое мешало делу гражданского мира, и другое: в сношениях генералов – атамана Краснова и главнокомандующего Деникина – чувствовалась напряженная, хотя и скрытая борьба «белых генералов» за свое влияние и за свои методы воссоздания России.

Представитель Комуча. Были еще предложения объединиться, пришедшие к нам со стороны. Как-то в Екатеринодаре появился посланец восточного Комуча. Очень скромный молодой человек из группы эсеров. Он все больше уединялся с Л. Л. Бычом в его кабинете, а тот после этих таинственных совещаний иронизировал над попытками организовать всероссийскую власть. По существу, отношение Быча и его группы к Комучу мало чем отличалось от отношения к нему же добровольческого руководительства, по другим, правда, мотивам: Бычу антипатично было все, что приобретало печать демократической всероссийскости, добровольческим же генералам – все, что имело в своем составе от «революционной демократии».

Замечательно было то, что сама российская демократия никогда не давала себе труда поискать среди казачества родственных себе элементов. Она искала сочувствия в группах по признаку большей оппозиции руководительству Добровольческой армии, в нашем случае, в группе Быча, Рябовола и др.

А для них сама она, эта всероссийская демократия, была не более желательна, чем то же Главное командование… – «Уси москали». Так молодой человек от Комуча и уехал от нас в качестве таинственного для нас «частного незнакомца».

Были переговоры с грузинами и с другими кавказцами.

К первой половине осени того года относятся переговоры с грузинами [63] . Но, по мимолетному сообщению Д. Л. Быча, они будто бы явились в Екатеринодар не в качестве ищущих объединения, а скорее в поисках разграничения. Возник спор у них с добровольцами из-за Сочинского округа, который, конечно, по здравому рассуждению никак не мог быть отнесен к Грузинской республике, – они же предъявляли на него свои претензии. С кубанцами по этому поводу грузины могли бы легче договориться, тем более что со своим приездом на Кубань связывали и некоторые свои хлопоты продовольственного порядка. Кубанская пшеница могла бы недурно послужить дипломатическим целям общероссийского значения. Быч нам давал понять, что глава грузинской делегации Гегечкори с большей легкостью пойдет навстречу нам, кубанцам, но мы не придавали особенного значения этим переговорам.

Созыв Кубанской Краевой рады 1918 года был назначен на 28 октября. Но от генерал Деникина пришло предложение отложить открытие рады на несколько иней. Он находился под Ставрополем, лично руководил там военной операцией, но хотел быть на открытии рады в Екатеринодаре. Решением Краевого правительства было определено: подготовительные занятия в раде начать как было назначено, 28/Х, а торжественное открытие рады перенести, согласно желанию главнокомандующего, на 1 ноября в Екатеринодаре собирались теперь уполномоченные населения, только что встряхнутого налетевшим шквалом большевизма. Не было полной уверенности, что прошла окончательно и не вернется волна большевистского наплыва. Самочувствие депутатов западной части Края было, однако, более спокойным, так как здесь эта волна прошла раньше и, преимущественно, лишь по побережью…