Три года революции и гражданской войн - читать онлайн книгу. Автор: Даниил Скобцов cтр.№ 51

Правда, через некоторое время в Екатеринодар был вызван бывший армавирский городской голова Колычев и под его возглавлением был создан при председателе правительства особый отдел законодательных предположений по ведомству внутренних дел, где г. Колычев и занялся разработкой «нормального типа» городского самоуправления в Кубанском крае, а впоследствии, уже при нашем «линейском» правительстве, также и положения о местном «земском» самоуправлении.

Синодик прегрешений этого периода ведомства внутренних дел в отношении периодической печати был довольно тяжелый: до закрытия типографий, навешивания замков на двери редакции и типографии и накладывания казенной печати включительно.

По приказу Кулабухова (24/Х 1918 года) члену правительства по внутренним делам присваивалось право «закрывать газеты» за статьи, «вызывающие недоверие к Краевой власти и затрагивающие представителей соседних дружественных новообразований».

Впрочем, в одном отношении здесь необходимо сделать оговорку.

Руководители добровольчества очень настойчиво напирали на эту прореху в деятельности кубанских властей. По этим не могут умалиться их собственные прегрешения в отношении необходимой доли гражданской свободы и предосудительной – осважной – обработки общественного мнения. Нельзя пропускать мимо внимания того особого покровительства, которое оказывали добровольческие власти газете Шульгина, начавшей выходить в Екатеринодаре в начале сентября и ставшей как бы официальным органом добровольческого командования. Идеи монархизма и узкого национализма выпирали с каждой строчки «России», «Великой России» и пр. И была еще особая сторона дела: их великодержавный тон, пренебрежение к местным силам. Генералы Драгомиров и Лукомский особенно грешили этим, била в глаза сама их манера держаться с местными людьми: как бы «римляне» среди «варваров»… Шульгин со своими присными им вторил, может быть, инспирировал.

Казалось, общность прегрешения в отношении гибнущей российской государственности должна бы внушить мысль о скромности заслуг прошлого. Казалось, некому и нечем было кичиться (в особенности генералу Драгомирову и господину Шульгину) перед кубанцами… В обостренном революцией и гражданской войной сознании кубанского деятеля черноморской складки этот тон великодержавной непогрешимости господ Шульгиных воспринимался как крайне неуместный вызов правилам житейской добропорядочности:

– Пришли к нам на Кубань да нас же и поучают… а сами?!

Кубанское правительство усвоило от старого времени обыкновение выпускать свою официальную газету. Прежде это были «Кубанские областные ведомости» теперь стала «Вольная Кубань». Назначение газеты прежнее: выражать взгляды местной власти и быть одновременно обязательным сборником приказов, распоряжений и других следов правительственной деятельности. Вместе с тем сознавалось, что совместительство задач официоза и официальных ведомостей не может привести к добрым результатам. Неоднократно ставился вопрос о разделении задач. Проектировалось выпускать «Правительственные ведомости» и большую ежедневную газету «Вольная Кубань», которая должна быть лишь идеологически связанной с правительством. Но этим намерениям так и не суждено было сбыться, во-первых, по экономическим соображениям. Кубанское правительство всегда было экономно в смысле расходования общественных средств, – во-вторых, само кубанское правительство этого состава политически не было однородным.

«Вольная Кубань» продолжала, таким образом, ловить сразу двух зайцев, поэтому с поля внимания ее исчезал то один из них, то другой.

Л. Л. Быч, как председатель, стремился подчинить газету своему влиянию, но это ему удавалось лишь отчасти.

Редактором «Вольной Кубани» был то старик Щербина, то некий полковник Генерального штаба Дульцев, то отличавшийся неустойчивостью взглядов Д. А. Филимонов. После их всех газетой безраздельно завладел ненавистный черноморцам Ф. Н. Фендриков.

Отдельные передовые статьи вызывали бурю негодований в лагере добровольцев духом «самостийности»: «Кубань будет отстаивать свои суверенные права»… и т. д.

В одну кучу сваливались и «независимость мнений» об отношении к соседним областям, и «независимость» при установлении взаимоотношений с соседними государствами. Или: то полная частная и общественная инициатива во всех вопросах экономической политики, то вдруг капризная редакция официоза «вольнолюбивого правительства» пускала под шумок мысль о пользе режима «ежовых рукавиц».

Одним словом, официозно– официальная «Вольная Кубань» совсем не в редкость являла собою вид листка «без руля и без ветрил». Но она часто фигурировала как вещественное доказательство противо-добровольческих грехов кубанской власти. Здесь можно отметить любопытное наблюдение: в те времена на юге России относились к печатному слову без особого уважения, но к нему предъявляли большие требования и им много занимались, а к руководству им допускали очень часто общественно «сомнительных личностей».

У добровольцев зародился добровольческий Осведомительно-агитационный отдел – «Осваг», а у кубанцев параллельный ему такого же назначения, но с другими директивами Кубанский отдел пропаганды – «Коп».

Судьбе было угодно соединить в деле организации кубанской «охранки» два имени, трагически столкнувшихся впоследствии: Кулабухова и Карташева.

Запомнился знаменательный доклад в совете правительства о смете «Особого отдела ведомства внутренних дел». Испрашивалось ассигнование в дополнение к обычной смете головокружительной суммы денег на это новое учреждение. Доклад делался Кулабуховым, поддерживался Бычом. Я, как контролер, решительно стал в оппозицию подобному размаху сомнительного начинания. В поддержку доклада Быч высказался:

– Я сам никогда не был большим сторонником «охранки», но если бы вы, Д. Е., сами послушали горячий доклад начинателя этого дела, капитана Карташева, которого мы предполагаем поставить во главе этого дела, то, право, – вы должны бы были без возражения согласиться с нами. Человек так увлекается своим делом и так горячо берется за него…

Я все же настоял на своем. Потребовал чуть ли не наполовину сократить ассигновку и к будущему представить в совет более четкую формулировку задач учреждения. Быч и Кулабухов подчинились этому, но в результате вторичного рассмотрения «штатов» охранки добились их утверждения и назначили капитана – теперь по-казачьи – есаула Карташева начальником Особого отдела кубанского ведомства внутренних дел.

И что же? Служа под начальством Быча и Кулабухова, он именно за ними, главным образом, производил наблюдения в пользу других [53] . (В скобках замечу, что впоследствии Карташев похвалялся, что Быч поручал ему следить за кубанскими министрами – Сушковым и Скобцовым…)

В унисон с Бычом по-прежнему тянул свою ноту его ставленник, член правительства по военным делам, полковник Савицкий.

То, что в это время гладко проходили все случаи мобилизации казаков и выполнялась другая организационная работа по военному делу, это скорее нужно было объяснить наличием в деле хорошо сработавшегося за время Великой войны аппарата «Кубанского Войскового штаба».