Италии уже давно формально было дано знать, что, раз только она в чем-либо направит свои шаги против Австрии, она всюду плечом к плечу с последней найдет ее германского союзника; и в этом духе Германия всегда действительно и поступала. Если бы это действительное поведение было еще дополнено торжественным объявлением войны, то бесспорно упрек в нападении вновь был бы выдвинут против Германии. Так, в начале войны он был создан из-за объявления Германией войны России и Франции, – объявления самого по себе справедливого, хотя и поспешного, и ненужного. Повторение было нежелательно, и в этом случае тем более, что по некоторым, по-видимому надежным, сведениям Румыния должна была осуществить свои союзнические обязательства относительно Италии, раз последняя подверглась бы нападению со стороны Германии. Кроме того, имелись политические и хозяйственные основания за то, чтобы возможно дольше избегать естественных результатов объявления войны. Было бы крайне нецелесообразно добровольно порвать те связи с внешним миром, которые вели через Италию. Было неоспоримо, что этим путем можно было создать видимость недостаточного единодушия в поведении Центральных держав. Дурных последствий из этого, насколько известно, не произошло. Обстановка была настолько ясна, что она была понята и двуединой монархией.
Переход Италии в круг наших врагов был принят общественным мнением Центральных держав с удивительным равнодушием, с гораздо большим, чем, напр., отпадение Румынии. А между тем, нет сомнения, что последнее было несравненно менее чревато опасностями, чем первое.
Итальянское событие было превосходно подготовлено печатью. Оно собственно никого не поразило. По отношении к Румынии дело велось менее искусно.
[135]
Объявление войны Италией совпало с приподнятым настроением как в Германии, так и в Австро-Венгрии, вызванным ходом Галицийской операции, а также и блестящими оборонительными боями на западе. Отпадение Румынии пришлось на время пониженного настроения, которое хотя и достаточно могло быть объяснено затяжкой жарких боев на французском театре и совершенно неожиданным успехом Брусиловского наступления, но не вполне могло быть этим оправдано. Боевая ценность итальянской армии котировалась не высоко. Вообще признавалось, что преемники Радецкого
[136]
справятся с любым количеством таких врагов. Такое оптимистическое воззрение во многих отношениях оправдалось. И едва ли мы допускаем по отношению итальянцев большую ошибку, если их действия с чисто военной точки зрения определяем как исключительно ничтожные. И все же поведение Италии для исхода войны явилось фактором большого значения.
Государственный организм дуалистической монархии оказался не на высоте требований, предъявляемых серьезной войной на два фронта. Отсюда произошли повышенные притязания Австро-Венгрии к Германии, выполнение которых для последней становилось очень трудным и существенно ослабляло ее общую устойчивость. Но еще серьезнее было то обстоятельство, что австро-венгерскому командованию не удавалось установить должного объективного поведения по отношению событий на обоих фронтах. Всюду в дуалистической монархии ярким пламенем горело давно назревавшее негодование по отношению к изменившему союзнику. Это было выгодно в том смысле, что справедливый гнев существенно поднимал силу боевого сопротивления в рядах австро-венгерской армии, расположенных на итальянском фронте, но он же имел тот крупный недочет, что побуждал австро-венгерское командование нуждам этого фронта до некоторой степени давать предпочтение пред нуждами других. К этому присоединилось убеждение, может быть скорее даже бессознательное, что Германия этим будет вынуждена своими силами сглаживать неудачи скорее на других фронтах, чем на Итальянском.
Расчет на силу обороны в горных районах австро-венгерской и итальянской границ оправдался в полной мере. Предвосхищая обстоятельства, можно уже здесь заметить, что атакующий до последних дней зимы 1915–1916 г., несмотря на превосходство как в численности войск, так и в средствах, оказался не в силах достигнуть каких-либо выгод, достойных внимания. Что происходившие здесь бои все же отзывались тяжело на других театрах, где принимали участие австро-венгерские части, об этом после всего сказанного говорить не стоит. Какое они оказали влияние на временно неблагоприятное положение дел на Галицийском и Южно-польском фронтах в конце мая 1915 г., пусть вопрос об этом останется открытым.
Решение продолжать Галицийскую операцию за Сан
На фронте Войрша и 1-й австро-венгерской армии в изгибе Вислы южнее Пилицы русские не продолжали свое отступление за речку, а задержались на левом берегу, оказывая сопротивление. Слабых сил союзников было здесь недостаточно, чтобы сбросить русских с их позиции.
Правее Верхней Вислы, в Галиции, благодаря подходу очень крупных русских подкреплений, наступили новые обстоятельства. Эти подкрепления, по большей части, состояли из частей одесской группы, которая первоначально была собрана для действий против Турции. Меньшая часть их была взята с фронта севернее Нарева и из-под Варшавы. 4-я австро-венгерская армия достигла нижнего Сана лишь своим правым флангом, где она была поддержана 11-й армией, но едва-едва выдерживала русские контрудары. Признаки разложения в некоторых из ее частей были налицо.
И своему южному соседу, двигавшейся на Перемышль 3-й австро-венгерской армии, 11-я армия также была вынуждена оказывать помощь. Отсюда было ясно, что продолжать наступление собственными силами 11-я армия была уже не в силах. Направленные против нее удары русских, конечно, всюду терпели неудачу, неся с собою тягчайшие потери для атакующего.
Но несмотря на получаемую поддержку, 3-я австро-венгерская армия делала столь же мало удовлетворительные шаги, как и примыкающая к ней 2-я австро-венгерская армия, австро-венгерская армейская группа Шурмая и Южная армия.
7-я австро-венгерская армия в Буковине выдерживала тяжкую борьбу, в которой преимущества были в большинстве случаев на стороне русских.
В результате на всем атакуемом фронте операции грозили застопориться. Определенным результатом этого было бы то, что или все сосредоточенные здесь немецкие силы оказались бы крепко прикованными к району, или последовали бы тяжкие контрудары русских. В первом случае наступил бы надлом в ведении общих операций немцами, а во втором – с большой вероятностью последовал бы в недалеком будущем разгром Австро-Венгрии.
Единственной реальной мерой против такой опасности Главная квартира считала подвод достаточно свежих немецких частей в Галицию. Поэтому она распорядилась направлением этих сил, в самом широком пока еще возможном размере, но предварительно еще раз обдумав, не будет ли выгоднее применить эти подкрепления в каком-либо другом пункте Восточного фронта. Однако эта мысль оказалась невыполнимой. Нигде нельзя было рассчитывать на более быстрый и крупный успех, как именно при решительном продолжении наступления на существующем фронте атаки. Более быстрый потому, что на всяком другом месте приготовления потребовали бы слишком большого времени, и более крупный потому, что при продолжении союзниками наступления в Галиции наступивший здесь стратегический охват русской группы обещал такие перспективы, как нигде в другом место.