Уже 4 мая
[130]
в германской Главной квартире, перенесенной к Восточному фронту в Плесс,
[131]
уже более не сомневались, что противнику в ближайшее время не удастся задержать наступление, раз нам посчастливится сохранить за движением вперед должный порыв. Чтобы в этом отношении ничего не упустить из виду, было приказано перебросать с запада еще одну дивизию, хотя здесь уже чувствовались признаки отвлекающего наступления большого масштаба.
Оно было начато англичанами у Лооса (Loos) юго-западнее Лилля, французами у высот Лоретта северо-восточнее Appaca, значит, только на фронте 6-й армии. Силе сопротивления немцев было этим предъявлено большое испытание, еще более, как это постоянно бывает в оборонительных сражениях, были затронуты нервы командования как на местах, так и в германской Главной квартире. Между тем предположения оказались правильными. После того как обстановка в силу многократного превосходства сил противника в течение целого дня подверглась серьезному колебанию, введение немецких резервов, хотя, естественно, и очень скромных, вполне ее восстановила. И снова наступила обычная бесцельная борьба за местность. Все-таки и она, при тяжких потерях, была затянута врагом до средины июня. Конечно, и с немецкой стороны, к сожалению, были потери. Но они, по сравнению с гораздо большими потерями, причиненными врагу, были относительно терпимы и терпимы тем более, что повторное победоносное отбитие превосходных сил несло с собой крайне желанное нарастание гордой уверенности в себе.
Следуя той же мысли – ничем не останавливать наступательного порыва в отношении к прорыву в Галиции, в середине мая было отклонено предложение австро-венгерского главного командования применить германские силы в другом направлении. С этим предложением были связаны цели или поддержать сильно теснимую русскими австро-венгерскую армию в Буковине, или поколебать русский фронт в изгибе Вислы. Но на германской стороне крепко держались мысли, что каждый человек, которым только еще можно было располагать, должен быть применен, чтобы расширить и углубить раз пробитую брешь. Менее, чем обыкновенно думают, придавалось при этом значения отвоеванию у России территории. Главное было – разгромить неприятельские боевые средства. Нигде нельзя было достигнуть этого лучше и скорее, чем в бреши, в которой враг был принужден вступать в борьбу на неподготовленной местности, раз он не хотел подвергнуться риску поколебать свою оборонительную систему на всем фронте. Кроме того, создание новых ударных пунктов требовало времени. А его-то именно и нельзя было терять.
25 апреля англичане, как этого и боялись, высадились на полуострове Галлиполи. Вступление Италии в ряды врагов делалось с каждым днем вероятнее. Никто не мог предвидеть, как в силу этих обстоятельств сложится обстановка и не заставит ли она скоро прибегнуть к особым мероприятиям. Так как силы для них, главным образом, можно было взять лишь из галицийской ударной группы, если только не желали и без того до крайности растянутые фронты на других местах ослабить более, чем это было допустимо, то движение этой группы без сомнения тем самым осуждалось на остановку. Но можно ли было на вновь предлагаемых пунктах наступления своевременно достичь каких-либо выгод, это, во всяком случае, оставалось сомнительным. Нельзя было забывать, что русские почти всюду располагали гораздо лучшими средствами сообщения, чем Центральные державы. Короче говоря, отказ от главной операции был равносилен поведению того, кто синицу в руках менял бы на журавля в небе.
Вопрос рассмотрен здесь с известной обстоятельностью, так как он неоднократно возникал в течение долгой войны и притом в разнообразнейших формах. Вновь и вновь находились местные начальники,
[132]
утверждавшие, что они открыли верный путь, при котором мог быть нанесен более или менее большой, даже решающий кампанию, удар, если только для исполнения им будут предоставлены нужные средства.
Для этого считалось достаточным получить то 4, то 20 и более дивизий и, конечно, с соответствующей тяжелой артиллерией и снарядами. Но советчики, к сожалению, забывали при этом два существенно важных обстоятельства, а последние ускользали из их поля зрения, так как их можно было обсудить не на периферии, а только в центре общей картины.
Во-первых, они, как частные начальники, не чувствовали того сильного гнета, под которым все время должна была работать германская держава в ее целом, почему они и преувеличивали те силы, которыми верховное командование располагало для особых целей.
А затем они не постигали того обстоятельства, что Центральные державы во многих отношениях находились в далеко более угрожающем положении, чем защитники крепости, осажденной превосходным противником. При таком положении дел даже самая удачная вылазка не могла бы спасти от конечной гибели, если бы неприятелю удалось в каком-либо пункте, слишком ослабленном из-за той же вылазки, проникнуть внутрь крепости. Здесь последний всегда скорее бы поразил жизненный нерв, чем обороняющийся мог бы достигнуть боевых решений на периферии. Державы к тому же не могли, подобно защитникам крепости, в крайнем случае бросить все на произвол судьбы для спасения гарнизона путем прорыва из крепости.
Результаты прорыва
Результаты прорыва в Галиции оказывались поразительно крупными. Неприятель понес ужасные кровавые потери. Число захваченных пленных и имущества быстро дошло до невероятных размеров.
Уже 6 мая русские были в полном отступлении, часто переходившем в бегство, на всем фронте 3-й австро-венгерской, 11-й немецкой и 4-й австро-венгерской армии, то есть на фронте шириною более чем 160 километров между Бескидами и Верхней Вислой. Несколько дней спустя они уступили также и соседние участки: на юге до левого фланга Южной армии – до дороги Мункач – Стрый, на севере перед фронтом 1-й австро-венгерской армии, а также и перед армейской группой Войрша до реки Пилицы.
[133]