Записки морского офицера - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Броневский cтр.№ 57

28 июня контр-адмирал Сорокин с флотом пришел на рейд, и по мере, как корабли становились на якорь, войска немедленно свозились в крепости Касталь-Ново и Эспаньолу. На другой день главнокомандующий сам сделал распоряжения, назначил некоторые работы, дабы крепость Кастель-Ново привесть в порядочное оборонительное состояние. В Катаро и Ризано поставлены были только 3 роты; сами жители вызвались защищать их. Войска поставлены были в таком положении, что в случае надобности могли идти навстречу неприятелю; флот в тот же день снова вышел для притеснения неприятеля с моря. Народ, видя с нашей стороны таковую деятельность и усердное попечение на оборону их, уверившись, что россияне всегда будут с ними неразлучны, приняли прежнюю свою бодрость. Все дороги впереди наших постов заняли отборные отряда приморцев и черногорцев, партии их снова появились под стенами Рагузы. Благодарность и усердие бокезцев были беспримерны: вся область представляла военный лагерь, и везде раздавалось: «Да здравствует Сенявин!» Где бы он ни показался, многочисленные толпы с почтением сопровождали его, кланялись до земли и лобзали прах ног его. Черногорцы в знак почести беспрестанно стреляли и сколько ни убеждали их, чтобы берегли патроны для французов, они добродушно отвечали: у нашего батюшки государя больше червонцев, чем фиис (патрон). Дмитрий Николаевич, в душе кроткий, уклонялся от почестей и от всех изъявлений любви и благодарности к нему народной. Подчиненные его, на опыте познав личное его мужество, беспримерную справедливость, не могли не удивляться благородной его решимости, и, смею сказать, сия эпоха в жизни адмирала представляла истинное торжество гражданских и военных его добродетелей.

Лористон и Молитор, хотя и получили еще помощь, умножившую число их войск до 8000, но не осмелились выйти в поле и по-прежнему сидели, запершись в крепости. Усердные им рагузинцы не могли похвастать пребыванием у них французов. Лишившись торговли, они не имели, чем себя содержать, быв принуждены платить беспрестанные контрибуции, и, раздевая себя, одевать нагих пришлецов. Они испили всю чашу горести; большая часть судов их, находившаяся в портах, России и Англии подвластных, были задержаны, другие достались в руки их крейсерам. Бокезские корсары обогатились на счет тех, кои искали их разорения. С другой стороны, французы брали все, что только им оставалось. Научась таким печальным опытом, многие из капиталистов бежали из отечества и только у неприятелей своих нашли покой и покровительство.

Крейсирование в малом море. – Ветер Сирокко

По новому распоряжению, сделанному для пресечения сообщений неприятельских войск из Далмации в Рагузу, корабли «Ярослав», «Венус» и шебека «Забияка» 5 июля отправились в крейсерство в малое море или, иначе, Нарентский залив. Настало то жаркое время, которого, конечно, не превзойдет и палящий зной Африки. Роса и легкий ветерок нимало не прохлаждали воздуха ночью, духота заменяла огненные лучи полуденного солнца. После штиля подул довольно свежий юго-восточный ветер, который скоро наполнил воздух влажными парами. Берега покрылись мглой. Лучи солнца, проникая и преломляясь в туманных облаках, золотили края их и являли взору черные тучи, с краев зажженные. Вся атмосфера казалась пламенеющей и представляла удивленным глазам нашим обширный с погасающими углями горн, с коим горящие по краям и черные в средине облака совершенное имели подобие. Сильно дующий ветер, называемый итальянцами сирокко (shirocco) [52] , скоро преобразился в знойное удушающее дыхание. Жар сделался так велик, что до крашеных стен фрегата и чугунных пушек дотронуться было невозможно, смола, как бы разогретая, капала со снастей. Самун, как сказывают путешественники, имеет свое действие в 2 футах от земли, дуновение его сходно с шумом пламени, выходящего из тесного жерла; оный ветер продолжается не более 10 минут. Человек, умерщвленный огненным сим вихрем, походит на покоящегося сладким сном. Поелику Аравия и песчаная степь Саара, где свирепствует самун, лежит от Италии на юго-восток и юго-юго-запад (SSW) [53] ; то, конечно, проходя великое пространство моря и напитавшись испарениями вод, здесь теряет он смертельность свою. Несмотря на сие прохлаждение, сирокко, порождение самуна, особенно в Сицилии, Мальте и Корфе причиняет великий вред. К счастью, не каждый год оный бывает и продолжается не более часов двух; но есть продолжится он сутки, что иногда случается, то поля засыхают, растенья пропадают, древесные листья и плоды увядают, желтеют и опадают, стены каменных домов раскаляются, малые источники высыхают и, наконец, вода повсюду делается теплой. Скот предчувствует приближение сирокко, он бежит и укрывается в прохладных пещерах или в тени лесов, где тотчас ложится или стоит, повеся голову. При появлении первых знаков сего ветра в городах спешат запирать ворота и ставни, прячутся в погреба и в самые прохладные покои. Пыль, поднятая на улицах, проходит в самомалейшие скважины, портит в несколько минут мясо, овощи, хлеб и все съестное. В людях особенно тучных и полнокровных сирокко производит болезненные припадки, при изобильной испарине бросает в жар, кружится голова, краснеют глаза и непреодолимо клонит ко сну. Уснувший обливается пóтом, спит беспокойно и встает, чувствуя слабость, как бы после горячки. Хотя в море сирокко меньшую имеет силу и не слишком ослабляет здорового человека, но крайне нужно преодолевать сон, не делать большого движения и строго запрещать людям спать на палубах, открывшись; ибо изобильная роса, падающая в следующую ночь, производит опасную простуду.

С небольшим час продолжался сирокко; потом небо прочистилось, ветер стих и к вечеру воздух прохладился. У Меледы нашли шебеку «Азард»; остров сей лесист и изобилует вином. Аббат Лавока полагает, что тут, а не у Мальты апостол Павел претерпел кораблекрушение; но сие несправедливо, ибо апостол, построив новый корабль, отплыл в Рим и на пути проходил Сиракузы и Мессину, что и доказывает ошибку Лавока, которая, конечно, произошла от того, что Мальта и Меледа в древности назывались Мелита. 8 июля простояли мы в Курцоле, где нашли корабль «Петр» и также 23 судна с 3000 австрийских войск; 9-го же числа прибыли на назначенный пост в малое море.

Отряд расположился так, что сообщение Рагузы с Далмацией и сей с островами, к ней прилежащими, совершенно прекратилось; корабль, фрегат и шебеки попеременно находились под парусами. В первые дни перехватили несколько судов, а напоследок и рыбаки, которым мы не препятствовали заниматься их ремеслом, не показывались. Французские войска занимали берега вокруг, беспрестанно ходили взад и вперед и по малейшему подозрению притесняли приверженных к нам жителей. В один день шебека «Забияка», проходя близ монастыря Заострог, была атакована французами, засевшими в садах. «Венус», пришед к ней на помощь, картечным залпом прогнал их, и за сие взяли они с монахов контрибуцию! Собранная и на малом пространстве расположенная 20-тысячная армия, опасаясь высадки и бунта народа, стояла под ружьем и терпела крайний недостаток в продовольствии, ибо доставление из Италии берегом было крайне затруднительно, а Далмация бесплодная, существовавшая только торговлей и ныне лишенная оной, не имела хлеба и для продовольствия жителей. Французы брали контрибуции до тех пор, как уже нечего было брать. От жару, изнурения, в продолжение сего лета, по уверению жителей, умерло солдат до 8000 человек; таким образом, тесная блокада стоила гораздо более, нежели самые сражения, и сила наша, столь не значащая, имела преимущество над превосходным числом французов. Бонапарте, которому ничего нет невозможного, дабы облегчить доставление провианта берегом, приказал сквозь цепь кремнистых гор пробить дорогу. Несчастные жители, не различая никакого состояния, были собраны и, подобно невольникам, провожаемые солдатами, сделали оную до Зары, и сия-то дорога названа Наполеоном путь. Путь сей, сделанный незаплаченными трудами жителей, сверх сего тягостные налоги, конскрипция и всякого рода угнетения довели бедных далматцев до самого бедственного состояния. Негодование сделалось повсеместно и в некоторых местах народ взялся за оружие, деревни пылали, и возмутители, так французы обыкновенно называют истинных сынов отечества, расстреливались. Сие принудило генерала Мармонта объявить Далмацию в военном состоянии, и бедствия народа еще более увеличились.