Смерть моего врага - читать онлайн книгу. Автор: Ханс Кайльсон cтр.№ 23

— Так мы можем ждать вас завтра вечером?

Я оторопел.

— Ждать меня? Зачем?

— Харри сделает доклад, и вы легко найдете ответы на вопросы, которые мы с вами здесь обсуждали.

— Вы считаете, что наше собственное существование и есть пример чудовищной правды?

— Может быть, — сказал он задумчиво. — Может быть.

— Я приду, — нерешительно проговорил я.

Он пожал мне руку и ушел.

На следующий вечер я пришел к ним, и приходил потом довольно часто. У меня в ушах эхом отзывалось отцовское «мы». И постепенно я становился одним из них или, скорее, одним из «наших». Постепенно, потому что вера в собственное дело не перевешивала скребущего ожидания заняться им в неопределенном будущем, которое в известной мере построит мой враг.

Все помнят конец двадцатых, начало тридцатых годов, предшествовавших событию. Казалось, все указывало на его приближение. То есть так это представляется теперь, в воспоминаниях. Но может быть, разделяя время на до и после, мы совершаем тот же обман, что и профессора-историки, которые изобретают историю, полагая, что описывают ее. Все происходит иначе.

Дело в том, что обязательства, которые самоуверенно взяли на себя мои так называемые товарищи по несчастью, вызывали у меня подозрения. Не то чтобы я отказывал им в праве на решение, на занятие определенной позиции. Но они не смогли меня убедить. Испытав однажды разочарование в дружбе, я не мог избавиться от недоверия и к новым друзьям, даже когда жил среди них. Великий вызов был брошен всем нам, я намеревался принять его и идти до самого горького конца. Я не хотел намечать себе границы раньше времени, прежде чем будет размежевана вся страна. Боязливая невзыскательность сужает горизонты. Но если ты стремишься отбросить слепоту, твой кругозор расширяется по мере того, как растет твоя смелость. Мне казалось, что гордость и ненависть лишь туманят взор. Конечно, все это глупости. Нужно быть слабаком, чтобы так мыслить. Ограниченность — в природе человека. Человеческий разум копит впечатления, собираемые на расстоянии вытянутой руки. У человека есть право на месть, разве не так? Моя нерешительность была слабостью, мои приятели упрекали меня в малодушии. В разговорах и дискуссиях, которые невольно вращались вокруг того, чье имя, как по уговору, никогда не называлось, я вдруг ни с того ни с сего, вспоминал о понесенной давным-давно утрате. Неужели я все еще не преодолел этого чувства? Но что значит — преодолеть? Утрату нельзя преодолеть. Ты присваиваешь ее, вбираешь в себя и сживаешься с ней. Или она застревает в тебе, как застревает в горле кость.

Когда теперешние мои друзья рассказывали о нем байки и анекдоты или как-то иначе пытались представить его в комическом свете, я молчал. Мне было не смешно. Погодите, думал я с грозным пафосом угрюмого пророка, скоро вам будет не до смеха. Но даже когда они, впадая в другую крайность, давали волю своей ненависти и предрекали ужасы его явления в сгущающихся сумерках грядущего, я и тогда оставался равнодушным. И среди них я оставался одиноким.

Вечером того дня, когда произошел инцидент в универмаге, я после работы вышел на улицу через заднюю дверь. Шел дождь. В подъезде и на крытой площадке перед выходом его пережидала целая толпа народу. Другие люди, торопясь домой, уходили через ворота, подняв воротники плащей. От толпы на площадке отделилась фигура в капюшоне, подошла ко мне и протянула руку. Я узнал в ней давешнюю продавщицу.

— Дождь, — произнесла она с улыбкой, словно оправдывая свое ожидание. И хотя она надвинула на глаза капюшон, мне было видно ее слегка асимметричное лицо и устремленный на меня теплый, живой взгляд.

— Но даже и без дождя я бы постаралась встретить вас здесь, чтобы поблагодарить за помощь.

— Смешная история, — быстро отозвался я, чтобы скрыть смущение. — А вы, кажется, махнули на них рукой, на этих женщин.

— Да, — призналась она. — Я уже отчаялась помирить их. Но, кроме того, в меня прямо вселился бес. Пускай, думаю, подерутся. Это так приятно — смотреть, как другие тузят друг друга.

Я все еще находился под впечатлением ссоры и отпустил несколько насмешливых замечаний о драчуньях. Она рассмеялась и рассказала о других случаях, когда она более успешно выступала в роли посредницы.

Дождь перестал.

— Пойдемте? — сказал я.

Мы вместе двинулись по улице, до блеска вымытой дождем. На углу мы остановились.

— Вы торопитесь? — спросил я.

— Нет, — сказала она. — А вы?

— Я тоже нет, — сказал я.

Ее непринужденность передалась мне. Девушка мне нравилась.

— Сегодня я не готовлю, — сказала она. — Я условилась с братом встретиться в кондитерской. А вы?

— Обычно я хожу вон туда, в маленький ресторан, у меня абонемент. Но могу пойти с вами, — прибавил я.

Мы пошли дальше, она болтала о своей жизни с братом, который был старше ее на два года. Они вместе снимали маленькую квартиру. Она после работы вела хозяйство, он служил в какой-то конторе и по вечерам учился. Она рассказала об этом вскользь, в общем, а я не хотел расспрашивать о подробностях, хотя моя тактичность была ошибкой. В первые полчаса знакомства, когда собеседник еще не опомнился от новизны и выбалтывает все, что вертится на языке, нужно заглянуть в его жизнь, чтобы подслушать и подсмотреть много интересного. Мы поздно, часто слишком поздно выясняем обстоятельства, которые, при некоторой ловкости, легко выяснить и сопоставить с самого начала. Она говорила просто, естественно и все же с некоторой робостью, что в моих глазах было бесспорным достоинством.

— Вы родились здесь? — спросил я.

— Нет, нет, мы приезжие, из провинции, а вы?

— Я тоже, — ответил я.

Она жила здесь примерно год. Из-за каких-то событий, о которых она упомянула лишь мимоходом, они с братом решили попытать счастья здесь, в двухкомнатной квартирке с кухней в западном районе города. Она не производила впечатления человека, обиженного на свою судьбу. То ли ее удовлетворенность соответствовала некой внутренней гармонии, примиряющей любые противоречия, то ли тут было что-то еще, какие-то шоры, недостаток глубины?

— Вы работаете у нас подсобником, — сказала она.

— Откуда вы знаете? — спросил я.

— У вас неполный рабочий день, — сказала она.

Значит, она обратила внимание, что я прихожу всего на пару часов.

— Да, — сказал я.

— Вас это устраивает?

— Мне нравится работать в универмаге.

Она взглянула на меня удивленно и усмехнулась. Похоже, она не разделяла моего энтузиазма. А ведь сказала «у нас», когда спросила меня о работе.

— Вы приходите в разное время. А когда ходишь к определенному часу изо дня в день… — Она не договорила. — Поначалу все кажется великолепным, а потом привыкаешь. Так оно и идет.