Он поднял голову, потер подбородок. Мне он показался почти таким же усталым, как Мэдисон. В нем было что-то знакомое, но что именно? Может, я видела его вчера и просто не помню?
– Что случилось? – спросил он.
– Я…
Я неожиданно смутилась. Кто я такая? Девятнадцатилетняя бывшая заключенная, новоиспеченный волонтер. Что я знала?
– Я заметила, что Мэдисон держит руку так, словно ей больно. Та рука, что с… – Я потерла внутреннюю сторону руки: – С трубкой.
– Возможно, ей действительно больно, – сказал он так, словно ничего особенного в этом не было. – Но она твердый орешек. – Он повернулся ко второму мужчине. – Не проверите капельницу Мэдисон, когда будет возможность?
Тот кивнул, продолжая барабанить по клавиатуре.
– Хорошо, – сказала я. – Спасибо.
– Без проблем.
Доктор Бриттен поднял картонный стаканчик с кофе и снова уставился на экран монитора. На безымянном пальце было золотое обручальное кольцо, в уголке губ виднелась ямочка. На меня вдруг нахлынуло дежа-вю. Я знаю, почему он показался мне знакомым. Похож на Бена. Темные волосы, как у Бена. Лет тридцать, совсем как Бену сейчас. Большой, сложен, как медведь. Может, не такой огромный, как Бен, но все же…
Доктор поставил стаканчик и снова застучал по клавиатуре. Я уставилась на его руки. Я знала его руки, и хуже того, гораздо хуже, я вдруг ощутила тоску по ним. Тоску по Бену, по тому Бену, которого, как мне казалось, я знала. По тому, кто касался меня этими руками и выглядел почти как доктор Бриттен.
Как я посмела даже думать так? После всего, что было!
– Увидимся завтра, Мэгги, – сказала Тэффи, и я поняла, что стою тут, как идиотка, и пялюсь на доктора Бриттена.
– Точно.
Я повесила ремешок сумки на плечо.
– Увидимся завтра.
Я пошла к выходу. Добрела до парковки, села в машину и прислонилась лбом к рулевому колесу. Несколько раз глубоко вдохнула. Он действительно похож на Бена? Немного старше, да? И глаза не такие темные.
– Прекрати!
Я стукнула кулаком по рулю.
– Немедленно прекрати!
Я со вздохом откинула голову на спинку сиденья.
За воротами больницы не было протестующих родителей. Никто не плевал на меня в коридорах. Но на пути к моим общественным работам стояло одно большое препятствие, и это был отнюдь не доктор Бриттен. И вообще не мужчина. Это я сама – слабовольная, легко поддающаяся соблазну, не уверенная в себе девушка, которой стала. Я – это препятствие. И таковым останусь до конца жизни.
32. Сара
Шитье и покраска
1991
Джейми разрывался между нами. По крайней мере, именно так я видела ситуацию. Будь я сильнее, жестче или подлее, потребовала бы большего. Но вместо этого я наблюдала за борьбой Джейми между мной и нашим прекрасным сыном и Лорел и Мэгги. И я не могла заставить себя еще усложнить ему жизнь. А скоро должен был родиться ребенок. Двое против одного. Я не хотела думать об этом именно в таких терминах, но иногда думала.
Много времени я проводила в спокойной атмосфере церкви. По воскресеньям я часто стояла у входа с Кит и Мэгги, чтобы не дать им помешать службе. Я бывала здесь и на неделе. Стены нуждались в покраске, и я говорила с Джейми о том, чтобы самой их покрасить. Огромная работа.
Я спросила его, нельзя ли привнести краски в место, которое любила. Сначала он встревожился. Его видением всегда были чисто белые стены, но, когда я заговорила о виде, открывавшемся из окон после дождя, и о песке глубокого цвета хаки, он понял, о чем я толкую. Вот я и выкрасила внутренние стороны стен в цвет мокрого песка, выкрасила сама, между кормлениями и сменой памперсов Киту. Джейми нашел няню для Мэгги, и, хотя я скучала по малышке, все же должна признать, что заботиться об одном ребенке стало куда легче. Я любила Мэгги. Но не хотела бы присматривать еще и за ребенком Лорел теперь, когда Джейми, казалось, сделал выбор между детьми. Конечно, это низко с моей стороны, но я ничего не могла с собой поделать.
Закончив красить церковь, я спросила Джейми, можно ли сшить подушки для сидений. Сделать длинные, набитые поролоном подушки будет нелегко, но я умоляла, и Джейми, наконец, согласился. Я расстелила ткань на полу церковного офиса и разрезала на длинные прямоугольники. Принесла швейную машинку и шила допоздна.
Вся эта работа предназначалась не для того, чтобы сделать церковь красивее и теплее. Просто она мешала мне думать о Си-Тендер. Джейми сказал, что Лорел бросила пить. Ее состояние улучшилось. Он добавил, что принял правильное решение, когда вернулся домой. Но все это время я красила и шила, поскольку знала, какой из домов – величайшая любовь Джейми. И это был не Си-Тендер.
Я была в церкви, когда Джейми позвонил мне.
– Ребенок родился, – сообщил он, и, судя по его усталому, хриплому голосу, что-то было неладно. У меня упало сердце. Как бы я ни завидовала Лорел, я никогда не желала, чтобы что-то случилось с ее малышом.
– Что стряслось? – спросила я. Сначала я подумала, что у ребенка тоже дырка в сердце, но проблема была не в этом.
– Его сразу забрали. Лорел постоянно пила и ухитрялась скрывать это от меня. Она была невменяема, когда вчера начались схватки. Маркус повез ее сюда, чтобы я ничего не узнал. А ребенок…
Его голос сорвался.
– О, Джейми… милый…
Я отложила недошитую подушку.
– Что с ним?
– Они считают, что у него… такое состояние. Называемое врожденным алкогольным синдромом. Он выглядит нормальным, только слишком маленький. Но это что-то связанное с развитием или… я еще не все понял. Я только…
– То есть как это – унесли ребенка?
– Служба социальной защиты. Они взяли над ним опеку, хотя он по-прежнему в больнице. Социальный работник утверждает, что у Лорел, возможно, была послеродовая депрессия, когда родилась Мэгги, и что она пила… это называется самолечением. Попыткой выйти из депрессии собственными силами. Я не должен был оставлять ее. Следовало настоять, чтобы она получала помощь.
– Ты делал все, что мог, – утешала я. – Ее нельзя было заставить. Даже психиатр, к которому ты ее отвез, сказал это, помнишь?
– Бедный маленький парень, – сказал он. – Весь привязан к аппаратам. Я не могу это вынести. Сара, Лорел расстроена. Я знаю, она ужасно себя чувствует. Но не совсем понимает, что происходит. Социальный работник сказал, что есть хороший шанс забрать ребенка, если она ляжет на лечение. Но Лорел этого не сделает.
Я выключила швейную машинку.
– Я еду в больницу.
По пути в больницу я чувствовала, как растет мой гнев на Лорел. У нее было все. Джейми. Деньги. Двое детей. И она делала все возможное, чтобы пустить это на ветер и причинить боль тем, кому была небезразлична. И все обращались с ней. как с хрупкой вазочкой, а это не работало.