Любимые дети, или Моя чужая семья - читать онлайн книгу. Автор: Диана Чемберлен cтр.№ 50

Девушку в фильме звали Кит. Я считал это имя чересчур коротким. Когда кто-то называл ее по имени, мне хотелось мяукнуть, но я знал, что это неприлично. Кимми рассмеялась над тем, что сказала эта Кит, но я не смеялся, потому что не знал, что она сказала. Потому что больше не обращал на нее внимания. Я думал о том, как бы поцеловать Кимми вместо того, чтобы смотреть фильм. Мой друг Макс всегда обжимался в кино со своими подружками. У него было много подружек. «Обжиматься» означает целоваться, обниматься и касаться грудей девушки. Только Макс называл их буферами, чего я не должен был повторять.

– Ты уже дважды был в кино с Кимми, – говорил он, – и даже не поцеловал ее?

Я уверял, что мы целовались, но это было враньем.

Я решил, что сделаю это прямо сейчас. Но вместо этого съел попкорн и выпил газировки. Теперь я был готов. «Раз, два, три».

Я повернул голову и сделал это. Поцеловал Кимми. Но промахнулся мимо рта. По крайней мере, большей его части. Но все равно мне удалось захватить уголок ее губ. Это было круто.

Потом я посмотрел на нее. Проверить, понравилось ли ей. Свет от экрана падал на ее лицо. Кимми смотрела прямо на меня и улыбалась. И вдруг тоже поцеловала меня. На этот раз наши губы соприкасались полностью. С каждым разом это становилось все лучше.

Кимми тоже забыла о фильме. Мы продолжали целоваться, и Кимми просунула язык в мой рот, но только чуть-чуть. Это был французский поцелуй. У меня тут же все встало. Я тоже просунул язык ей в рот. Наши языки столкнулись. Кимми захихикала.

– Ш-ш-ш, – сказал кто-то сзади.

Кимми перестала хихикать, но не перестала целовать меня. Моя рука на ее плечах затекла. Но мне было все равно. Кимми сняла мою руку с миски попкорна и положила себе на грудь. Под моей ладонью словно была маленькая подушечка, только с твердым бугорком, наверное, соском. Макс сказал, что, когда девчонки разогреваются, их соски сразу твердеют. Разогреваются – это когда заводятся. Не от температуры. Поэтому я подумал, что Кимми чувствует то же самое, что и я.

Эта штука с попкорном взяла и упала на пол, и Кимми снова рассмеялась, хотя мой язык был у нее во рту.

Я перестал целовать ее, ровно на столько, чтобы сказать:

– Все в порядке. Она практически пустая.

– Господи, вы двое, ведите себя прилично, – сказал какой-то тип, которого я не видел.

– В самом деле, – поддакнула какая-то девушка.

Теперь шикало уже ползала. Потом пришел человек с фонариком и сказал, что мы должны уйти.

– Мы заплатили! – сказал я. Вряд ли он может заставить нас уйти, если мы платили за билеты.

– Ш-ш-ш-ш, – сказал он. – Вы мешаете другим зрителям. Вам нужно уйти.

Кимми схватила меня за руку:

– Пойдем. Нам это дурацкое кино ни к чему.

Мы встали и пошли к двери, над которой была табличка «Выход».

Я чувствовал себя как-то странно. Рука на плечах Кимми была как резиновая. Словно это была не моя рука. А ноги тряслись так же, как после американских горок на ярмарке штата.

В вестибюле мы сели на скамью, потому что моя мать еще не приехала.

– Я бы хотел еще поцеловать тебя, но здесь слишком много света.

– Знаю.

Она сидела совсем близко. И все еще держала меня за руку. Не будь эта рука резиновой, я бы снова обнял ее за плечи.

– Энди!

– Что?

– Хочешь заняться со мной сексом?

Она имела в виду, прямо сейчас? При свете? Когда здесь полно людей?

– Не сейчас, – пояснила она. – Но как-нибудь. Хочешь?

– Определенно, – кивнул я. – А ты?

– Да. Но я никогда не делала этого раньше.

– Я тоже. Но я знаю как.

– Ну… я тоже знаю.

– Только мой презерватив слишком стар. Нужно раздобыть новый.

– Что такое «презерватив»?

Мне понравилось, что я знаю что-то такое, чего не знала она.

– Вроде воздушного шарика для пениса, – пояснил я.

– Не может быть! – засмеялась она.

– Честное слово.

– Но зачем тебе воздушный шарик?

– Мальчик надевает презерватив, чтобы девочка не забеременела и никто не заразился.

– О, ты про резинку?

Макс тоже называл презервативы резинками.

– Верно.

– А где ты возьмешь новый?

– Полагаю, в магазине.

Я видел презервативы в «Фуд Лайон», но там было полно сортов. Когда всего так много, я теряюсь и никогда не знаю, что взять.

Кимми шумно вздохнула:

– Будем надеяться, что моя ма не спросит, понравилось ли мне кино.

Моя рука снова стала нормальной. Поэтому я обнял Кимми за плечи.

– А я скажу ма, что это было лучшее кино, которое я видел.

И не солгу.

30. Кит

Мы с Джен лежали на моей кровати после одной из лучших ночей в моей жизни. Может, с моей стороны ужасно так считать, когда моя мать пропала и все такое, но, черт, что за ночь! В постели Джен была настоящей акробаткой. Теперь мы оба были измотаны, оба голые, на смятых простынях. Ее голова лежала на моей груди. Рука опять убивала меня, особенно в позе, в которой мы заснули, но моя радость ощущать Джен рядом была куда сильнее ненависти к боли. Я определенно влюбляюсь в эту телку. Если не считать матери, я только о ней и думал. Пока что придется потерпеть боль, а когда встану, суну в рот несколько таблеток. Я тратил перкосет быстрее, чем полагалось. Не хотелось думать о том, что будет, когда он закончится.

Джен пришла вчера вечером с едой из китайского ресторана. Мне было стыдно приглашать ее в свою убогую консервную банку, но ей, похоже, было все равно. Она напомнила мне, что живет не в собственном пляжном доме.

– Я тоже не слишком богата, – добавила она, пока мы меняли простыни. Я думал о том, что можно провести эту ночь на двуспальной кровати матери. Так было бы удобнее. Но сама мысль пугала меня. Это казалось неправильным, и я был рад, что не предложил этого Джен. Она понимала меня лучше, чем понимал себя я.

Солнечный счет из окна над моей кроватью играл в ее волосах, и я увидел тончайшую полоску непрокрашенных корней. Свет был не слишком ярким, но я был готов поклясться, что волосы были седыми. Седыми?! Я видел много блондинок с темными корнями волос и леди возраста моей матери – с седыми, но Джен было девятнадцать! Откуда у нее седые волосы? Ей в самом деле девятнадцать?

Я не желал задаваться вопросами о ней. Две минуты назад она была самим совершенством. И я хотел, чтобы она такой оставалась.

Она слегка повернула голову и скатилась с меня, оставив в воздухе апельсиновый аромат. Последнее время, стоило мне поднести к носу апельсин, как я тут же вспоминал о ней.