Им отказали, но выяснилось, что у японцев уже сосредоточились поблизости артиллерия и танки. Батареи открыли шквальный огонь по расположению китайцев, по мирным населенным пунктам. А потом двинулась и пехота с танками. Китайцы контратакой отбросили противника, но в командовании их 29-й армии пошел разброд. Одни начальники предлагали драться, другие настояли на переговорах. О, японцы согласились. На переговорах принялись морочить головы — сегодня предлагали одно, завтра совсем другое. А тем временем перегруппировали войска, подтянули свежие соединения. Обрушились без предупреждения, раскидали противника и ринулись на Пекин [27].
Китайскую армию помогали формировать и немцы, и русские, но на должный уровень удалось подтянуть только несколько дивизий. Основная масса оставалась очень слабой. Традиционно в солдаты набирали всех подряд, абы побольше — крестьян, бродяг, преступников. Вооружены они были плохо, обучены еще хуже. Войска, стоявшие на этом направлении, стали разваливаться, и командующий, генерал Сун, предпочел отступить. Оккупанты без всякого сопротивления заняли Пекин, Тяньцзын. Чан Кайши срочно выдвигал навстречу врагу лучшие армии, но следующий удар был нанесен не с севера, а с востока, на приморском фланге.
Ведь по условиям прошлых соглашений Шанхай остался «демилитаризованным» городом, однако контролировал его японский гарнизон, а китайские части стояли в 20 км. Постепенно сюда перебрасывали все больше японских войск. А потом в порт вошел флот, началась высадка крупных контингентов, выгрузка техники. В ноябре группировка, собранная в Шанхае, устремилась на тогдашнюю столицу страны, Нанкин. Китайские войска пытались обороняться, но на фронте царила неразбериха. Кто-то при первом же известии о приближении японцев не слушал никаких приказов и бросался наутек — это становилось уже привычным, нормальным. Кто-то храбро вступал в сражение. Но интервенты прокладывали себе путь танками, броневиками, ливнями снарядов. Или обходили — через соседние участки, где китайские части разбежались.
К снарядам и танкам японцы добавили и другой фактор — ужас. Не брали пленных, пристреливали и резали всех китайских солдат, попавших к ним в руки. А села, деревни, города, попавшиеся на пути, утюжили артиллерийским огнем, бомбардировками с воздуха. Впереди наступающих японских дивизий катилась волна паники. 13 декабря 1937 г. народно-революционная армия в полном беспорядке отступила за р. Янцзы, захватчики ворвались в Нанкин. И тут-то начался кошмар. Пленных китайских военных собирали колоннами и сгоняли к реке. Конвоиры распределяли их по партиям. Приказывали войти в мутную воду и открывали огонь. За убитыми гнали в воду следующих.
Но огнестрельное оружие применяли только для истребления основной массы. Группы поменьше кололи штыками или рубили головы. В это же время отряды японцев разошлись по городским кварталам. Грабили дома и убивали всех встречных. Резали даже грудных детей. Женщин и девочек насиловали, и половые забавы тоже перетекали в кровавые оргии — у жертв вспарывали животы, кромсали молочные железы, забивали колья в половые органы. Офицеры придумали особую игру — собственноручно рубить головы, и довести их количество до сотни. Некоторые вызывали товарищей на соревнование, кто отрубит больше. Вспоминали некое старинное поверье, чем больше голов отрубишь, тем больше будет в тебе самурайской доблести.
Это продолжалось не день, не два, а шесть недель! Планомерно, по очереди — превратив в царство смерти один район, солдаты переходили в следующий. Потом прекратили. Сочли, что напугали китайцев достаточно, и к тому же, жуткие факты замелькали в донесениях иностранных дипломатов, появились соответствующие публикации в зарубежной прессе [117]. Даже нацистское посольство в Китае доносило в Берлин о «зверствах японской армии», называло ее «дьявольской машиной». Немцы-то еще не привыкли, собственной практики не было. Японское правительство решило избежать дальнейших скандалов, одернуло военных.
Но не лишним будет отметить — публикаций о чудовищной резне появилось чрезвычайно мало! Японцы перебили в Нанкине более 200 тыс. человек, а по пригородам еще 150 тыс. Сохранилось множество свидетельств, фотоснимки со штабелями расстрелянных, выставленными напоказ отрубленными головами, с устилающими улицы трупами женщин, убитых сразу после того, как над ними надругались. Они так и остались лежать с оголенными чреслами, в характерных позах. Но все эти факты стали всплывать и тиражироваться гораздо позже! Через четыре года, когда Япония схлестнется с США и Англией, и пропаганда начнет выворачивать напоказ бесчеловечность и моральное уродство врага. А сейчас-то Япония не была врагом для западных держав!
Газеты писали о чем угодно, а Нанкинскую резню как бы не заметили. Репортажи, все-таки проскочившие в прессе, были по обычным информационным технологиям затерты, утоплены материалами о более «громких» событиях. Резонанса не вызвали. Разве можно было клеймить Японию, когда США продолжали ей военные поставки? Нет, в глазах «общественности» ее сохраняли в виде солидной, культурной державы. Член Антикоминтерновского пакта вместе с Германией. В 1937 г. к этому пакту подключилась и Италия. Разве можно было их ругать и позорить?
17. Кто такие враги народа?
Пик советских трудностей и бедствий пришелся на конец 1932 — начало 1933 гг. Ударным трудом строились промышленные гиганты, государство выбиралось на передовой уровень. Но средства и ресурсы для индустриализации выкачивали из сельского хозяйства. Наспех созданные колхозы бедствовали. Неопытные и бестолковые руководители разваливали их. Получая за труд мизерную оплату, крестьяне воровали, работали спустя рукава [20]. А 1932 г. выдался неурожайным, планы хлебозаготовок провалились. И вот тогда-то на южные области обрушился удар…
Это объявили преднамеренной «контрреволюцией», начались репрессии. По казачьим станицам, как в гражданскую войну, поехали отряды карателей. Арестовывали, расстреливали. Например, в Тихорецкой в три захода казнили 600 человек — публично, на площади. Местных коммунистов обвиняли в «попустительстве кулакам», по Северо-Кавказскому краю исключили из партии 26 тыс. человек — с ними обращались как с раскулаченными, конфисковали имущество и ссылали. Но самыми страшными стали не эти меры. Области, не выполнившие планы, были обвинены в преднамеренном саботаже. 14 декабря 1932 г. вышло совместное постановление ЦК и правительства «О хлебозаготовках на Украине, Северном Кавказе и в Западной области», требовавшее в месячный срок взыскать все долги [143].
Развернулись повальные обыски для «отобрания запасов хлеба у населения». Выгребали не только излишки, а все подчистую. Забирали то, что было выдано колхозникам на «трудодни» — их заработок за прошлый год. Забирали овощи, картошку, выращенные на приусадебных участках. Забирали другие продукты, которые нищие колхозники заготовили для себя на зиму — сушеную рыбу, грибы, ягоды, фрукты. Отбирали и деньги, ценности в счет «долга». Если ничего не находили, вымогали продовольствие и деньги угрозами, пытками. Людей избивали, запирали в холодных амбарах, держали под арестом без еды и воды. На Кубани несколько станиц взбунтовалось. Но организаторам провокации именно это и требовалось для доказательства «контрреволюции»! На восставших бросили войска. Расстреливали всех попавшихся под руку. Нередко красноармейцы и командиры отказывались участвовать в кровавых акциях — их казнили самих [5].