– А если одним словом, Кай?
– Пустота, – ответил Кай с мимолетной робкой улыбкой. – Я верю в пустоту.
Он рассмеялся.
– Это мало отличается от ничего.
– Не совсем, – возразил Кай.
– Большинству из нас кажется именно так.
– Давай я расскажу тебе одну историю.
– А стоит?
– Ты можешь не слушать.
– Да?… Ну ладно, давай. Хоть время убьем.
– А история такая. Она, кстати, не выдуманная, хотя это и не важно. Есть место, где существование или несуществование души – очень серьезный вопрос. Многие люди, целые семинарии, колледжи, университеты, города и даже государства посвящают почти все время рассмотрению и обсуждению этой проблемы, а также близких к ней тем.
Около тысячи лет назад один мудрый король-философ, который считался мудрейшим из людей, заявил, что люди слишком много времени уделяют обсуждению этих вещей. Если решить этот вопрос раз и навсегда, можно будет направить их энергию на практические дела, что пойдет на пользу всем. Вот он и возжелал положить конец спорам, собрав мудрейших людей всевозможных убеждений из разных частей света.
Много лет ушло на то, чтобы созвать всех, кто согласился участвовать в диспуте, но еще больше времени было потрачено на сами дебаты, подготовку статей, трактатов и книг, плетение интриг, даже на драки и убийства.
Король-философ удалился в горы, намереваясь провести эти годы в одиночестве, и освободил свои мысли от всего прочего: он надеялся вернуться, когда споры закончатся, и произнести окончательный вердикт.
По прошествии многих лет за королем послали. Когда он почувствовал, что готов вынести заключение, то выслушал всех, кто считал необходимым высказаться насчет существования души. Все произнесли свои речи, и король удалился поразмыслить.
Год спустя король объявил, что принял решение, сказав, что ответ не так прост, как все полагают, и что он будет помещен в книге, содержащей несколько томов. Король учредил два издательства, и каждое опубликовало по огромному, толстому фолианту. В первом были два предложения: «Душа существует. Души не существует». И так раз за разом, фраза за фразой, страница за страницей, абзац за абзацем, глава за главой, раздел за разделом. Во втором томе точно так же повторялись предложения «Души не существует. Душа существует». Стоит добавить, что на языке того королевства каждое предложение содержало одинаковое количество слов и даже букв. Других слов, не считая двух титульных листов, на всех этих тысячах страниц не было. Книги начали и закончили печататься в одно и то же время, тираж их был одинаковым. Оба издательства находились в абсолютно равном положении.
Люди искали в книгах подсказки, пытались найти хотя бы единственный повтор, скрытый в глубинах двух томов, найти хотя бы малейшую разницу – лишнюю или недостающую букву, – но безуспешно. Они обратились к самому королю, но тот принял обет молчания и крепко привязал к телу руку, служившую ему для письма. Он кивал или качал головой, отвечая на вопросы, которые касались управления королевством, но не подавал никаких знаков относительно обоих томов и существования или несуществования души.
Начались яростные споры, вышло множество книг, возникли новые культы.
Полгода спустя после выхода в свет названных томов появились два новых, но на сей раз издательство, опубликовавшее том, который начинался со слов «Души не существует», выпустило новый, и начинался он с фразы «Душа существует». Второе издательство пошло тем же путем – изданная им книга открывалась словами «Души не существует». Это стало традицией.
Король дожил до глубокой старости, при его жизни вышло в свет несколько десятков томов. Когда он лежал на смертном одре, то придворный философ положил по экземпляру каждой книги с обеих сторон подушки, надеясь, что перед смертью король повернет голову направо или налево, – и по первому предложению внутри соответствующей книги можно будет понять, к какому выводу пришел монарх… Но тот умер, так и не повернув головы и смотря прямо перед собой.
Это произошло тысячу лет назад. Книги до сих пор издаются. Они стали частью нашего образа жизни и нашего мировоззрения, источником бесконечных споров и…
– У этой истории есть конец? – спросил он, подняв руку.
– Нет. – Кай самодовольно улыбнулся. – Конца нет. Но в этом-то и заключается смысл.
Он покачал головой, поднялся и вышел из кают-компании.
– Но если у чего-то нет конца, – прокричал ему вслед Кай, – это вовсе не означает, что оно не может иметь…
Он прошел по коридору, закрыл за собой дверь лифта. Кай заерзал в своем кресле, глядя на показания лифтового табло: кабина остановилась в центре корабля.
– …разрешения, – тихим голосом договорил Кай.
Спустя примерно полгода после пробуждения он чуть не убил себя.
Он находился в кабине лифта и смотрел на фонарик, который медленно вращался в центре кабины. Фонарик он оставил включенным, а все остальное освещение выключил, наблюдая, как крохотная светящаяся точка медленно движется вдоль округлой стены кабины – медленно, как стрелка часов.
Он вспомнил прожектора «Стаберинде». Как же далеко он теперь от тех мест… Так далеко, что сияние солнца отсюда, наверное, кажется слабее света прожектора, если смотреть из космоса.
Он не знал, почему эта мысль так на него подействовала, но поймал себя на том, что начинает снимать шлем.
И остановился. Открыть скафандр, находясь в вакууме, было делом не простым. Он знал, что делать на каждом этапе, но на это требовалось время. Он смотрел на белую точку света от луча фонарика – на стене, неподалеку от его головы. Точка постепенно приближалась по мере вращения фонарика. Надо готовить скафандр к снятию шлема; если луч фонарика попадет ему в глаза (нет, на лицо, на любую часть головы) до этого, он остановится и вернется назад, будто ничего не случилось. Если же луч фонарика не успеет коснуться его лица, он снимет шлем и умрет.
Он позволил себе роскошь потонуть в воспоминаниях, а руки тем временем продолжали медленно двигаться, и если не вмешиваться в эти действия, давление воздуха в конце концов сорвало бы шлем с его головы.
«Стаберинде», громадный металлический корабль, застрявший в камне (а также каменный корабль, сооружение, застрявшее в воде), и две сестры. Даркенс, Ливуета (и конечно, в тот момент он понимал, что берет их имена или нечто похожее для изобретения того имени, под которым скрылся теперь). И Закалве. И Элетиомель. Элетиомель ужасный, Элетиомель Стульщик…
Скафандр начал подавать сигналы тревоги, предупреждая, что его действия очень опасны. Световое пятно было в нескольких сантиметрах от его головы.
Закалве. Он попытался спросить себя, что значит для него это имя. Что оно значит для кого бы то ни было? Спросить всех там, дома: с чем связано для них это имя? С войной, вспомнили бы они, наверное, тут же; с великим родом, ответили бы те, чья память простиралась достаточно далеко; с трагедией, сказали бы те, кто знал эту историю.