Близнецы. Черный понедельник. Роковой вторник - читать онлайн книгу. Автор: Никки Френч cтр.№ 29

– Я выполняю вашу старую работу, – сообщил Карлссон, и не успел он произнести это, как понял, что его слова прозвучали словно упрек.

Тэннер не был похож на детектива. Он не был похож даже на детектива в отставке. На нем была старая вязаная кофта и затертые до блеска серые брюки, а на плохо выбритом лице оставались целые полоски щетины. Он налил чай в две чашки разного размера и протянул бо́льшую из них гостю.

– Я не собирался оставаться в Кенсал-Райз, – признался он. – Когда я досрочно вышел на пенсию, мы думали переехать на побережье. Куда-нибудь подальше на восток, в Клэктон или Фринтон. Мы даже начали собирать рекламные брошюры. И тут моя жена заболела. Все сразу усложнилось. Она наверху. Вы, наверное, услышите ее крики – это она так меня зовет.

– Мне очень жаль, – сказал Карлссон.

– Предполагается, что именно мужчины заболевают сразу после выхода на пенсию. Но я пока держусь. Просто очень устал.

– Я несколько дней ухаживал за матерью, когда ей сделали операцию, – поддержал разговор Карлссон. – Это оказалось куда тяжелее, чем работа копа.

– Вы не похожи на копа, – заметил Тэннер.

– А на кого я похож?

– Вы другой. Думаю, вы учились в университете.

– Да, так и есть. И это мешает мне быть одним из тех парней?

– Вероятно. Что вы изучали?

– Право.

– Ну, это чертовски глупая трата времени.

Карлссон отпил глоток и заметил, что по поверхности плавают маленькие молочные хлопья, да и вкус отдавал чем-то кислым.

– Я знаю, зачем вы пришли, – заявил Тэннер.

– Мы ищем пропавшего ребенка. Мы уже собрали кое-какую информацию. Возраст ребенка, время дня, тип местоположения, средство, возможность – и компьютер выдал нам одно-единственное имя. Джоанна Вайн. Или правильнее говорить «Джо»?

– Джоанна.

– Моего пропавшего зовут Мэтью Фарадей. В газетах его называют Мэтти. Я догадываюсь, что такой вариант больше подходит для заголовков. Малыш Мэтти. Но его зовут Мэтью.

– Она исчезла двадцать лет назад.

– Двадцать два.

– И Джоанна пропала в Кэмбервелле. А вашего маленького мальчика похитили в Хакни, правильно?

– Вы следили за событиями.

– Этого невозможно избежать.

– Верно. Продолжайте.

– Джоанна исчезла летом. А ваш мальчик – зимой.

– Значит, вы не верите в связь?

Тэннер на мгновение задумался, прежде чем ответить, и теперь стал больше походить на старшего детектива, которым когда-то был. Когда он заговорил, то стал загибать пальцы, отмечая то или иное отличие между двумя похищениями.

– Не верю? – переспросил он. – Девочка – мальчик. Север Лондона – юг Лондона. Лето – зима. Кроме того, не забудьте об интервале в двадцать два года. Что у нас получается? Он похищает ребенка, ждет полжизни, затем похищает следующего. Но вы считаете, что они связаны. Возможно, есть какая-то улика, о которой вы не сообщили прессе?

– Нет, – признался Карлссон. – Вы правы. Никакой очевидной причины нет, вообще никакой. Я подошел к делу с другой стороны. Каждый год без вести пропадают тысячи детей. Но если вычеркнуть сбежавших подростков, детей, которых забрали другие члены семьи, жертв несчастных случаев, то получившееся число станет очень маленьким. Сколько детей гибнет от рук незнакомых им людей каждый год? Четыре или пять?

– Где-то так.

– И тут происходят эти два похищения, так похожие друг на друга. Вы знаете, как тяжело похитить ребенка. Нужно сделать это без суеты, так, чтобы похитителя никто не заметил, а затем… что? Избавиться от тела так, чтобы его никогда не нашли, или отправить ребенка за границу, или я не знаю.

– Прессе известна эта ваша теория?

– Нет. И я не собираюсь им ничего говорить.

– Это не факт, – заметил Тэннер. – Нельзя основывать все расследование на такой теории. Мы столкнулись с аналогичной проблемой. Мы были уверены, что похититель – член семьи. Поскольку именно такой вывод можно сделать, посмотрев статистику. Похитители всегда члены семьи. Если родители разведены, то это отец или дядя. Насколько я помню, у отца сначала не было надежного алиби, поэтому мы потратили на него слишком много времени.

– У него оказалось надежное алиби?

– Достаточно надежное, – хмуро кивнул он. – Мы считали, что достаточно будет сломать его и надеяться, что он еще не успел убить дочь. Поскольку именно так всегда и происходит. За исключением тех случаев, когда все происходит совсем не так. Но кому я, собственно, все это рассказываю? Вы же читали материалы дела.

– Читал. Потратил на это целый день, но практически ничего там не обнаружил. Я вот о чем хотел спросить: возможно, вы не все изложили в материалах? Может, у вас возникли какие-то подозрения? Предположения? Сработало чутье?

Тэннер откинулся на спинку дивана. Он тяжело дышал.

– Вы хотите, чтобы я признался, что это дело преследует меня? Потому-то я и ушел на пенсию раньше времени?

– А это так?

– Я держался, когда мне приходилось видеть трупы. Я держался даже тогда, когда мне приходилось смотреть, как на свободу выходит человек, о котором я стопроцентно знал, что он виновен. Я держался, когда слышал, как их адвокаты, стоя на ступенях здания суда, разглагольствуют о том, что их клиента оправдали, и благодарят жюри присяжных за проявленное благоразумие. В конце концов мне стало казаться, что вся моя работа заключается в том, чтобы писать отчеты и составлять статистику. И вот тут я понял, что больше не могу держаться.

– Джоанна Вайн, – осторожно напомнил ему Карлссон. – Что показало расследование?

– Ничего. Вообще ничего. Я расскажу вам, как все проходило. У меня в кухне есть буфет с дверцами. Так вот, на одной дверце нет ручки. Чтобы ее открыть, надо просунуть ногти в щель, осторожно подцепить дверцу и открыть ее. Расследование дела Джоанны Вайн шло так, будто мы просто выполняли предписанный порядок действий, не более того. Мы организовали командный пункт, опросили сотни свидетелей, потом писали отчеты, давали пресс-конференции, устраивали собрания, где рассказывали о проделанном. Но нам не удалось найти ни единой настоящей улики. Не было никакой трещины, в которую можно было бы сунуть ногти и уцепиться за что-нибудь стóящее.

– И что случилось?

– Мы уже занимали небольшие помещения, когда давали очередные пресс-конференции. Мы сделали все, что только можно, и нам просто нечего больше было делать. Неожиданно мы поняли, что прошел год. Больше ничего не произошло. Никто не раскололся.

– И что вы подумали?

– Подумал? Я ведь только что рассказал вам, что подумал.

– Я хотел бы знать, что вы чувствовали в отношении расследования? Какие у вас возникли предположения?