Она не могла вспомнить все, что он ей говорил. Что он велел ей делать. Они хранились в ее памяти, его слова, но она не могла найти их. Она рылась в ящиках своего разума и находила какие-то странные, отрывочные сведения, обрывки воспоминаний. Она в них больше не нуждалась.
Жизнь сузилась до этой лодки, до этой секунды. Но она не могла вспомнить почему.
Глава 30
В тот же день, в половине третьего, действуя в соответствии с ощущением, которое крепло все утро, Фрида вернулась в Гринвич, к Уайеттам. Она ничего не сообщила Карлссону и не стала предупреждать о своем приезде, хотя прекрасно понимала, что, возможно, просто не застанет никого дома. Но когда она добралась до жилища Уайеттов, то в большое окно на первом этаже увидела Айлинг: та сидела за роялем и играла. Даже с того места, где Фрида стояла, среди весенних луковиц и медных горшков, тщательно засаженных, она видела, как быстро пальцы Айлинг бегают по клавишам. Она также заметила, что хозяйка дома напряжена. Фрида подошла к входной двери, нажала на кнопку звонка, и приглушенные звуки музыки стихли. Через несколько секунд дверь открылась.
– Слушаю вас.
– Простите, что пришла без предупреждения, – извинилась Фрида. – Мы уже встречались.
– Да, я вас помню.
Айлинг застыла в нерешительности. Ее лицо стало напряженным, а вокруг рта появились морщинки, которых Фрида в прошлый раз не заметила.
– Скоро вернутся дети из школы, – неуверенно произнесла Айлинг, но сделала шаг в сторону, и Фрида вошла в широкое, чистое пространство квартиры, вызывавшее в ней ощущение демонстрационного зала, а не жилища. Было трудно поверить, что у Уайеттов есть дети, и ей неожиданно стало интересно, сколько часов в день здесь работает уборщица.
Ее ноги скользили по отполированным доскам паркета. На низком стеклянном столике в резной деревянной тарелке были выложены пирамидой яркие японские мандарины.
– Вам что-нибудь принести? Чай, кофе, настойку на травах?
– Нет, спасибо, – отказалась Фрида, проваливаясь в мягкий диван. Она терпеть не могла мебель, которая охватывает человека со всех сторон. Ей нравилось сидеть вертикально.
– Итак, у вас возникли какие-то новые вопросы? Фрэнка нет дома, разумеется.
– Именно поэтому я и приехала. Я так и думала, что он будет на работе, а ваши дети – в школе.
– Я не понимаю…
– Я хотела поговорить о вашей интрижке с Робертом Пулом.
– Да как вы смеете! – Она вскочила на ноги и встала перед Фридой: худая, вытянутая, дрожащая от огорчения и гнева. – Нет, как вы смеете!
– Айлинг, его убили. Возможно, это связано с вами.
– Убирайтесь отсюда!
– Хорошо. – Фрида встала, взяла пальто с подлокотника и принялась шарить в кармане. – Но если вы все же захотите рассказать об этом, вот моя визитка. – Она помолчала и добавила: – Я пока не собираюсь сообщать в полицию.
– Вам нечего им сообщить.
Женщины обменялись сердитыми взглядами, после чего Фрида кивнула и ушла. Через окно она увидела, что Айлинг стоит на том же месте, где она ее оставила, и задумчиво рассматривает визитку.
– Входите, входите, входите! – закричала Оливия.
Она пребывала в образе хозяйки, радушной и уже немного выпившей, и была одета в зеленый бархат, с высокой прической и длинными серьгами. Она втащила Фриду в дом и расцеловала в обе щеки, а потом облизнула палец и стерла следы помады. В прихожей было полно обуви, а у лестницы стояла мышеловка – правда, на данный момент без мышки.
– Она здесь?
– Твой поверенный…
– Тесса Уэллс.
– Еще нет. Но она позвонила и сказала, что уже едет. Мы так мило побеседовали! С ней будет и ее брат.
– Зачем? Он что, тоже поверенный?
– Нет, но она идет с ним в театр, и они едут туда в одной машине, так что… – Оливия сделала неопределенный жест. Ногти у нее были выкрашены в ярко-алый цвет, но лак уже облупился. – Я сказала, что не стану возражать.
– Разумеется. Ты собрала все документы?
– Ну, понимаешь… С этим возникли проблемы. Я очень старалась. Но ты ведь знаешь, как оно бывает. Бумаги просто исчезают. – И Оливия широко распахнула глаза, словно фокусник, показавший великолепный трюк.
– Она, наверное, к этому уже привыкла. Где Хлоя?
– В каком-то мобильном клубе.
– Что это такое?
– Честно говоря, не знаю, – заявила Оливия. – Все происходит на «Фейсбуке», кажется, да и вообще она с Сэмми, Сэмми и его друзьями, и ей уже семнадцать.
В дверь позвонили. Она вышла в прихожую и с такой силой распахнула дверь, что та отскочила от стены и снова захлопнулась, но Фрида успела мельком увидеть два удивленных лица.
– Простите, – извинилась Оливия, открывая дверь. – Пожалуйста, проходите.
Сразу было понятно, что они брат и сестра. Дело не только в том, что оба были высокими и поджарыми и волосы у них были одинакового рыжеватого цвета, хотя он предпочитал короткую стрижку и местами его волосы выгорели до пепельного оттенка. У обоих было овальное лицо и серо-голубые глаза.
– Привет! – поздоровалась Тесса. Она заметила Фриду и, узнав ее, улыбнулась. – Это мой брат, Гарри Уэллс.
Гарри пожал руку Оливии, а затем и Фриде.
– Не обращайте на меня внимания, – сказал он. – Я могу посидеть в машине, если хотите, или в уголке, пока вы поговорите. У меня полно работы, которую еще предстоит доделать.
– Вы к нам присоединитесь? – спросила Тесса у Фриды.
– Я пригласила ее для моральной поддержки, – сообщила Оливия. – Я думала, что вы можете оказаться какой-нибудь страшной теткой в строгом костюме в полоску. Но теперь мне кажется, что я и сама справлюсь. Проходите в гостиную. Правда, там такой беспорядок… Хотя я честно пыталась прибрать.
– Где мне лучше устроиться? – спросил Гарри у Фриды.
– Попробуйте в кухне, – с сомнением в голосе протянула Фрида. – Но предупреждаю: возможно, там окажется еще хуже, чем в гостиной. Может, пойдем и посмотрим вместе?
– Ничего себе, – почти восхищенно протянул Гарри, входя в кухню. – Теперь я понял, что вы имели в виду.
– Я могу расчистить вам место за столом.
– А вы куда сядете?
– Я подумала, что, наверное, стоит немного разгрести беспорядок. Хотя даже не знаю, с чего начать.
– Слушайте, а давайте я вымою посуду?
– Это даже не обсуждается.
– Почему? Я люблю мыть посуду. Здесь найдутся перчатки моего размера?
– Нет.
– Ага, вот они. – Он ловко натянул их. – Прекрасно. Тащите все сюда.
– Нет, это совершенно неуместно.