И было кое-что еще.
– Сыворотка, – сказала она. – Работа доктора Каузена по наделению обычных людей способностями сверходаренных. Когда ты послал меня в ДАР за информацией об этом, ты и не собирался ее обнародовать? Сделать общедоступной?
Он не ответил, просто смотрел на нее.
– Я спрашиваю, потому что верила тебе.
– Шеннон…
– Есть выход из этой ситуации. Но ты его не используешь.
Она смерила его взглядом, осознавая все, им задуманное, всю эту уродливую комбинацию. Все то, на что она предпочитала закрывать глаза.
– Тебе эта война нужна не меньше, чем им, так? – развивала она свою мысль. – Ты хочешь идти во главе армии, которая завоюет мир. И тебе не важно, сколько для этого придется пролить крови.
Взгляд его стал жестким.
– Нет, кровь для меня важна. Но не их кровь.
– Кровь есть кровь.
– Нет, – возразил он. – Это не так. И потом – не я начинаю эту войну. Это они используют военную силу.
– Они ее еще не использовали.
– Но используют. Кто-нибудь на их стороне так проникнется верой в необходимость убивать анормальных, что они нанесут синхронные удары по своему же народу. Может быть, Клэй, может быть, кто-то из его штаба, может быть, какой-нибудь восемнадцатилетний мальчишка, которому моча ударит в голову, пока он будет сидеть с пальцем на гашетке. Они будут атаковать, но, сделав это, они объединят сверходаренных. – Он посмотрел на часы. – Это уже происходит. Советую тебе принять это как факт.
– Я это не приму.
– Лучше согласись. Я понимаю, что у тебя в голове какие-то фантазии о том, как мы все беремся за руки, поем «Кумбайю»
[53]
и одновременно пишем новую конституцию. Но из этого ничего не получится. Чтобы построить новый мир, приходится проливать кровь. И тебе пора решить, кто для тебя важнее. – Он щелчком отбросил сигарету. – Ты либо с нами, либо с ними.
Глава 37
Сорен приложил глаз к окуляру. В телескопическом прицеле он видел женщину, которая спорила с Джоном. Сорен находился от нее на расстоянии в четыреста метров, но у прицела было двадцатикратное увеличение, а когда перекрестье приходилось прямо на ее лоб, прочитать по губам, что она говорит, не составляло труда. Он не любил стрелковое оружие: отдача, усиленная его своеобразным восприятием времени, претила ему. Но снайперская винтовка делала процесс чисто механическим. Прижмись плечом к прикладу, правильно дыши, плавно – без дерготни – надави на спусковой крючок, и ты получишь проекцию своей воли на расстоянии. И все же он был рад тому, что ему не нужно ее убивать. Джон сказал, что она дружит с Самантой.
Когда она села в машину и уехала, он снова навел прицел на Джона. На лице его друга было сосредоточенное выражение, которое Сорен помнил по тем временам, когда они играли в шахматы. Он забывался в расчетах комбинаций, следовал по цепочке вероятных ходов.
Наконец Джон посмотрел прямо на него и заговорил. Он теперь делал это с нормальной скоростью, исходя из предположения (неверного), что этого требует расстояние.
– Купер остался жив. Проблема.
Вдали самолеты издавали звук, похожий на жужжание рассерженных насекомых.
– Все идет по плану. – Смит потер загривок. – Теперь их может остановить только одно.
Сорен ждал, чего теперь попросит его друг.
– У доктора Каузена есть протеже. Его зовут Итан Парк.
Остальное было понятно. Сорен встал и пошел.
Глава 38
Купер полагал, что ему предложат бизнес-джет. Что-нибудь хищного вида и быстрое с кожаными сиденьями и встроенными в подголовники трехмерными дисплеями.
– Нет, сэр, – рассмеялся пилот. – Это невозможно, пока у нас с визитом добрые дяди и тети из ВВС США. Вылет всех частных самолетов запрещен. Разрешается подниматься в воздух только транспортным самолетам с грузами первостепенной важности. Некоторые из контрабандистов посмелее улетают, но велика вероятность, что их собьют, вот почему мистер Эпштейн предложил этот борт.
«Этот борт» представлял собой «Боинг-737», приспособленный для доставки грузов. Сиденья внутри были удалены, иллюминаторы задраены, на одной стороне нарисован большой красный крест.
– И где же мне сесть? – недоуменно спросил Купер, посмотрев на самолет.
– Можете забраться в любой из ящиков, – ухмыляясь, ответил пилот. – Но на высоте девять тысяч метров там будет холодновато.
– Ясно. Место второго пилота.
Купер пристегнулся, подготовившись к болтанке.
Три часа спустя они все еще ждали на взлетной полосе. Купер бранился на чем свет стоит, но пилот только пожимал плечами. С этим ничего нельзя было поделать – он говорил, что им повезет, если они вообще взлетят.
Когда наконец разрешение было получено и они взлетели, Купер посмотрел сквозь стекло кабины на сосредоточение войск внизу и почувствовал, как завязывается узлом желудок. Одно дело было слушать в новостях про количество солдат, и совсем другое – видеть их живьем. Широкая дуга военной силы была нацелена в самое сердце Обетованной. Сборные бараки и ангары, ряды за рядами тяжелого оборудования, масса деловитых муравьев. Он почти десять лет назад уволился из армии, но представлял себе, что сейчас происходит на земле. Напряжение, растущее в каждой груди, нервная энергия, которая заставляет тебя желать, чтобы худшее уже случилось и ты перестал его ждать.
Пусть солдаты с этой высоты и кажутся крошечными, но это иллюзия. Истина состояла в том, что крошечным был он. Один человек с больничной койки отправляется искать в стране с населением в триста миллионов одного гения, который не хочет быть найденным. Таких иголок в стоге сена еще никто не искал.
«Слушай, хватит уже жалеть себя, начинай работать».
Он распахнул планшетник и стал читать.
Если у Эпштейна что и было, то в первую очередь информация, и время за чтением пролетело быстро. Купер пытался запомнить все, что было на Итана Парка. Родители, детство, послужной список ученого, работающего по контракту, его работы по эпигенетике, его отношения с Эйбрахамом Каузеном. Парк был явно выдающимся ученым, но, по мнению Купера, он в большей мере поддерживал и вдохновлял других, чем вел самостоятельную работу. Катализатор, протеже, обреченный оставаться в тени истинного величия. Это было полезно. Лауреата Нобелевской от таких людей, как Итан, отличает неистовая натура, важная переменная, когда дело касается предсказуемости.
Но все это время что-то не давало ему покоя. Здесь, в этой информации, был ключ, какие-то сведения, которые он еще не нашел. Он знал, что форсирование событий ни к чему не приведет, нужно только признать этот факт. И пусть его мозг работает, впитывает данные, которые служат бензином для двигателя полученного им дара.