Ее слова были как пощечина, и он вскочил на ноги.
– Натали…
– Я понимаю, тебе больно. И еще я понимаю, что ситуация ухудшается. Но не говори со мной так. Ошибались ли мы? Конечно. Нет сомнений. Но мы сражались на стороне ангелов. Я знаю это, и ты тоже знаешь. Теперь у тебя есть выбор. Ты можешь сидеть на полу перед палатой, в которой лежит твой сын, и ждать, когда начнут падать бомбы. Или сделать последнюю попытку изменить мир к лучшему, невзирая на то что шансы невелики. Решать это тебе, Ник, только тебе самому. Никто не сможет бросить в тебя камень, что бы ты ни решил. Но только не говори мне о справедливости.
Она замолчала так же неожиданно, как начала говорить, и возникшая тишина была сродни той, что наступает после удара грома: воздух был насыщен электричеством. Купер посмотрел на нее и почувствовал боль в сердце, которая почти никак не была связана с его раной. Он пытался подобрать слова, найти ответ. С чего начать?
Наконец он сказал:
– Каузен – гений. Он знает, что его попытаются найти. Он и близко не подойдет к тем местам, где его могут искать, где у него есть собственность, где живет его семья или друзья, где находятся исследовательские лаборатории.
Натали посмотрела на него тем холодным, ровным взглядом, характер которого всегда соответствовал характеру ее мыслей, и задала вопрос:
– Так ты найдешь человека, если знаешь про него только одно: он не будет прятаться там, где его станут искать?
Он посмотрел на свои руки. Одна искалечена и терзает его болью…
«Время работает против тебя. Война может начаться в любую минуту. Возможно, доктор Каузен – единственный человек на планете, который может ее предотвратить. Его открытие может изменить все. Даже в этот отчаянный час.
Вот только он скрывается, и шансы найти его близки к нулю.
Судя по информации, которую переслал тебе Эпштейн, Каузен хотя и гений, но работал не в одиночестве. У него была команда лучших и самых ярких.
Включая и некоего протеже.
Где ты, Итан Парк?»
…другая по-прежнему сильна. Он встал и, наклонившись, протянул здоровую руку Натали, чтобы помочь ей подняться. Она приняла его помощь и встала рядом с ним. Лицом к лицу.
Купер подался вперед и поцеловал ее. Она ответила на поцелуй, оба они изголодались по любви. Но он не позволил поцелую затянуться, прервал его, распрямился и спросил:
– Скажешь детям, что я их люблю?
Натали прикусила губу. Он чувствовал, что ее одолевают мысли о том, какие последствия могут иметь ее слова. Но видел, что она не жалеет о сказанном, и любил ее за это. Она кивнула и спросила:
– Ты куда?
– Я должен убедить Эрика Эпштейна предоставить мне самолет. Но сначала, – он улыбнулся, – нужно избавиться от этой дурацкой одежды.
Глава 36
Звук низко летящего самолета извлек ее из беспросветной черноты.
Шеннон моргнула, перевернулась. На кровати в отеле лежало с полдюжины подушек, и она использовала их все. Ее кокон был теплым и мягким, и она на здоровый манер ощущала тяжесть своего тела. Зевнула, посмотрела на часы.
Двенадцать минут одиннадцатого. Бог мой! Она проспала… сколько?.. восемнадцать часов.
«Вот что бывает, когда двое суток проведешь на ногах».
После того как вчера вечером ушел Ник (точнее, позавчера, подумала она, но для нее – вчера), она дождалась в аэропорту прибытия Ли и Лизы. Литые стулья, плохая музыка, боль во всем теле, ощущение песка в глазах – она сидела на страже, пока спала ее крестница. Шеннон гладила волосы девочки, смотрела, как проходят мимо люди, и пережидала темное время.
Уже почти начало светать, когда она увидела две фигуры, бегущие по залу. Она несколько месяцев не видела родителей Элис – с того самого вечера, когда останавливалась с Купером в их квартире в Чайна-тауне. С того вечера, который исковеркал их жизни: родители Элис оказались в тюрьме, их дочь в академии Дэвиса, а Шеннон в эмоциональном чистилище, где с тех пор так и оставалась. Эти двое за прошедшие месяцы состарились на несколько лет: прежде не было ни синих кругов под глазами Лизы, ни сутулости Ли.
Но когда они увидели дочь, словно костер занялся неожиданной вспышкой тепла и света.
Шеннон потрясла девочку, лежащую у нее на коленях:
– Детка?
Элис открыла глаза, и первое, что увидела, были родители, бегущие к ней. Она спрыгнула на пол и бросилась к ним. Они замерли в этом тройственном объятии, руки их сплелись, потекли слова любви и радости. Все плакали, и Шеннон, которая стояла там, ощущая свою ненужность, сжимала и разжимала кулаки.
Наконец Ли Чен повернулся к ней. Шеннон боялась этого мгновения, в первый раз с того вечера ее старый друг обратил на нее взгляд. Она была ужасающе беспечна и заплатила за это высокую цену. Она заслужила любые обидные слова, какие он собирался ей сказать.
– Спасибо. – Лицо у него было мокрым от слез, нос покраснел. – Мей-мей
[52]
, спасибо.
От этого сдали нервы и у нее, она присоединилась к объятию, и они все вчетвером плакали и смеялись…
Шеннон зевнула, потянулась и, сбросив с себя одеяло, побрела в ванную. Посмотрев в зеркало, плеснула в лицо водой – на нем оставался отпечаток подушки.
«Поделом тебе, ленивица», – прозвучал в ее голове голос отца, и она улыбнулась.
Что она любила в отелях, так это халаты в ванной, и тот, что висел рядом с душем (из плотной махровой ткани), был великолепен. Но что еще лучше, так это кофе-машина в номере. Шеннон засыпала два пакетика кофе, подождала, слушая бульканье и шипение и вспоминая тепло головы Элис на своих коленях, шелк волос под пальцами.
Она выложила кругленькую сумму за эту гостиницу. Интерьер номера соответствовал затратам, являя собой образец минимализма: белые стены, скромная мебель. Одна из стен была из солнцезащитного стекла, которое смягчало яркое зимнее сияние. Шеннон вышла с кофе на балкон. Дрожь пробрала ее, и она потуже затянула пояс халата. Вайоминг в ноябре, нет уж, спасибочки.
«Нужно найти какую-нибудь революцию со штаб-квартирой в Сан-Диего».
Но, несмотря на холод, ей было хорошо. Прохладный воздух освежал, и этот контраст делал кофе еще вкуснее. Внизу распростерлась Тесла во всем своем угловатом навязчивом величии. В зеркальных стенах комплекса «Эпштейн индастриалз» отражалось холодное небо пустыни. Откуда-то доносились рокочущие раскаты – наверное, уличный трафик, решила Шеннон. Ей хотелось узнать, как прошла встреча Ника с Эриком, принял ли миллионер то, что создали ученые. Мысль о сыворотке все еще не давала ей покоя. Что-то похожее она испытывала утром после первого в ее жизни секса: мир тогда тоже вроде бы не изменился, но казался совсем другим. И что это за постоянный рев, он чертовски похож на…