– Вы полагаете, они выпустят пресс-релиз? – презрительно ухмыльнулся Латруб. – Если они объявят, что прекратят свои действия, мы похороним этот закон, вы полагаете, что жители Кливленда, или Талсы, или Фресно скажут: «Нет, спасибо, мы будем голодать ради наших принципов»? Сэр, – обратился он к Митчаму, – если мы развернем дискуссию по этой законодательной инициативе, то проиграем. Так как в случае переговоров с террористами условия будут диктовать они.
Митчам постучал двумя пальцами по столешнице и мгновение спустя спросил:
– Оуэн, вы уверены в этом?
– Да, сэр. Я держу все под контролем.
Он пожалел о сказанном, еще даже не успев закончить фразу. Под контролем?
«Ты делаешь ставку на группу террористов из анормальных и на президента, из которого веревки можно вить».
Та же мысль, казалось, донимала и Митчама.
– Хорошо, Оуэн, – произнес он, уставившись на Лиги взглядом льва, увидевшего отбившуюся от стада газель. – Если вы уверены.
Лиги кивнул, выдавив улыбку.
«Митчам тебя сотворил, он же может тебя и уничтожить.
Лучше тебе и в самом деле все контролировать – иначе будешь сожран».
Глава 11
Были времена, когда Итан мог отправиться в длительное путешествие, взяв лишь сумку. В двадцать два года он три месяца колесил по всей Европе с одним только рюкзаком.
Теперь они с женой не были готовы выехать из города, не загрузив «хонду» под самую крышу.
Их собственный багаж составлял малую часть скарба. Чемодан дочери был гораздо больше и набит так плотно, что Итану пришлось сесть на него, чтобы застегнуть молнию: дневные подгузники, ночные подгузники, влажные салфетки, ползунки, пижамы, топленое молоко, нагруднички, пеленки, музыкальная лошадка, книжки с картинками, радионяня и все в таком роде. Добавить к этому манеж, колыбельку, ярко-розовый таз для мытья и коврик. Потом коробка со всякими вещами на тот случай, если придется остаться у матери Эйми дольше, чем он рассчитывал: геймпад и зарядные устройства, кухонный нож Эйми и ее любимая сковородка, спортивный костюм, лекарства, туалетные принадлежности, зимние пальто. Итан, зажав фонарик зубами, чтобы освободить обе руки, расчистил пространство для кошачьей переноски, в которой, сверкая зелеными глазами, жалобно мяукал Грегор Мендель.
– Все будет хорошо, приятель, – пообещал ему Итан и поставил на переноску коробку с наполнителем и пакет с кошачьей едой. Тут же стоял сейф с их паспортами, ювелирными изделиями, принадлежавшими бабушке Эйми, и стопкой казначейских облигаций.
Итан покачал головой, опустил заднюю дверь и нажал бедром, чтобы захлопнуть. Он был рад, что они уезжают. События в Кливленде принимали совсем уж плохой оборот.
«Кто-то похитил Эйба. Нужен ли им и ты, одному Богу известно, но если нужен, то лучше быть где-нибудь в другом месте».
В доме уже стало холодно. Котел топился природным газом, но, чтобы работала воздуходувка, требовалось электричество. Свеча на кухонном столе окутывала мягким светом пустые консервные банки – их съеденный обед. Ни плитка, ни микроволновка не работали, поэтому Эйми сорвала наклейки и подогрела банки на пламени свечи.
«Умная женщина. Теплый фасолевый суп – не ахти какая еда, но лучше холодного фасолевого супа».
Эйми спустилась по лестнице с Вайолет на руках и сказала:
– Я осмотрю все быстренько напоследок. А ты пока можешь ее переодеть?
– Конечно.
Пеленальный столик находился в неосвещенной гостиной, но Итан мог поменять подгузники с закрытыми глазами. Вайолет недавно начала как бы улыбаться: растягивала щечки и высовывала язык. Обтерев ее, он целую минуту шутливо кусал ее животик, пока она не улыбнулась ему этой глуповатой улыбкой.
– Ну, кажется, все, – подытожила Эйми.
– Уверена? Достань мне ключ – я могу отсоединить плиту, пристрою ее сверху на багажнике.
– Выдумщик.
У входной двери Эйми остановилась перед пультом сигнализации и начала нажимать кнопки. Набрав код до половины, она рассмеялась:
– Все правильно. Не переживай.
– Да, все будет в порядке, – поддержал ее Итан.
Он закрыл дверь, запер замок. В их квартале царила жутковатая атмосфера. Ни уличного освещения, ни света на верандах, ни музыки, от которой можно оглохнуть. Мерцающее пламя свечей и лучи фонариков, казалось, готовы были погаснуть под грузом темноты. Издалека доносился вой сирены.
Итан пристегнул дочку в детском кресле, сел на водительское сиденье и завел машину.
– Как-то пустынно, – поежилась Эйми.
– В доме?
– В городе. – Она прислонилась головой к дверному стеклу. – Ничего себе!
– Что?
– Я вижу звезды, – удивленно проговорила она. – Много. Когда ты в последний раз видел звезды?
Итан в самое разное время тысячу раз преодолевал это короткое расстояние до шоссе. Но никогда ничего подобного не видел. Света нигде нет, окна смотрят пустыми глазницами. У деревьев, потерявших листву и потрепанных ноябрем, зловещий вид. Город погружен не в ночную, а в средневековую темноту. Ни затопленных подсветкой билбордов, ни отраженного света от облаков. Единственным признаком жизни были другие машины, бледные фары которых казались во мраке слабыми. Итан с облегчением выехал на девяностую федеральную автомагистраль, которая выглядела почти нормальной: поток машин в западном направлении был довольно густой.
Эйми обернулась и посмотрела на Вайолет на заднем сиденье:
– Спит.
– Хорошо.
– Ты расстроен?
– Не будет вреда, если мы пересидим это время у твоей матери. Устроим себе маленький отпуск, прокатимся, будем изображать интерес, когда она станет говорить о садоводстве.
– Она будет счастлива, – заверила Эйми.
– Она будет счастлива увидеть нашу обезьянку. Не уверен, что она так уж обрадуется, когда мы будем спать на ее раздвижном диване.
– Мы можем пожить в отеле. А по дороге остановимся у магазина – купим детское питание.
Итан кивнул. Несколько секунд ехали в тишине, только покрышки шуршали по асфальту. Они миновали бизнес-парки, мегамаркеты, огромный знак «Макдоналдс», золотые арки которого были черны.
– Итан, – позвала Эйми и указала подбородком, куда смотреть.
Он проследил направление ее взгляда. Горизонт был залит светом, который подсвечивал облака. Он не мог понять, где его источник, но сияние было раскаленно-белым – этакий оазис света. Итан почувствовал, как полегчало у него на сердце, и только теперь понял, насколько ему было тревожно. Свет означал наличие электричества, а это, в свою очередь, означало возвращение в нормальное состояние, что им было совершенно необходимо.