Стеклянный Джек - читать онлайн книгу. Автор: Адам Робертс cтр.№ 108

Стану на вахту наедине с Господом и корабельным металлом.

Гудят двигуны: сто дней в корабле, тягой и скоростью напряженном,

Мы рассекаем континуум где-то меж Солнцем Твоим и домом.

Плачется вал: «Не выдержу больше!»; расшатались ангелы-дюзы;

Двадцать мильярдов миль пути любому покажутся тяжким грузом.

Вокруг совершенный Божий мрак, чернее черного, глаз морочит;

Мистическое ничто, бесконечность Самого Древнего Дня – ночи.

Меня сменит Фергюсон. Он три года отдал на милость космопутей.

На Марсе, в доме за куполом его ждут жена и двое детей.

Он истосковался по дому – и кто из нас может его упрекнуть?

Слишком долго длится контракт, и каждому хочется отдохнуть.

Меня же никто и нигде не ждет, хоть медленно, хоть быстрей лети,

С тех пор как тридцать лет назад Мия Чун ушла к Тебе, Господи.

С той поры я вижу: посредник Твой – не вакуум и не пустота,

Но благоговейная беспредельность вселенского черного цветка.

Чаще других вспоминаю Мкоко, познавшего космоса благодать:

Если тело его найдут, межзвездная гонка начнется опять.

Но Бог не даст свершиться такому, и будет мой не напрасен труд!

Пусть кругами летает вовеки в космической тьме его хладный труп.

Он там не один: на космопутях мало ли мрачных мертвецких орбит,

Жалких и неприкаянных грузов, которых никто уж не вознаградит?

Когда горел «Новый Аполлон» – что толку было в нашем пути?

От Венеры к Нептуну по эллипсу – и обратно к Земле мы летим,

Но толку? Причалили к Орбитали, ждали команды выходить,

И вспыхнул пожар, и многих из нас успело пламя испепелить.

А Торговцы вежливы. Вот Иванов – подойдет, бывало, и скажет:

«Инженер Мак-Оли! Как там у нас тахионная тяга – пашет?»

Ему не дается технарский жаргон – но что мне все их манеры,

Коль можно пахать в полную мощь? Я в Доме – глава Инженеров.

«Нянчишься с тягой? – мне твердят. – Ты был в Кейпе звезда физтеха!

Синяя ленточка, „наша надежда“ – что, это лишь для смеха?

Всепланетно известный уже в универе, топ-спец по тахионной тяге,—

Как ты променял такую карьеру на жизнь инженера-бродяги?»

Да, у меня была куча грантов, я мог оставаться лучшим доныне,

Но разглядел, что дьявол хочет меня подцепить на крючок гордыни.

Я бросил космошколу Кейпа, ушел прямо с лекции, налегке,

И подписал контракт на полвека на космическом грузовике.

Начинал как помощник заправщика, отвечал за топливопровод

На старых дырявых ведрах, ведомых пилотами старой школы.

Десять в секунду – максимум, на котором жестянки могли ползти:

Подумать только – сегодня тягач мчит на пятидесяти пяти!

А скоро будем летать быстрее – вот путь мы прошли какой!

Нет, в машинах я не сомневаюсь: только как же быть с душой?

Космической скорости предел положили континуум и Господь:

Лишь дураки лезут вон из кожи, чтобы этот предел обороть.

Я забирался далеко, мой путь тоже можно измерить в «це» —

Два световых года… Повсюду я видел свет на Твоем лице.

Ты был со мной днем и ночью. Той сшибки мне не забыть вовек,

Когда нераспознанный космомусор расколол наш главный отсек

И рой осколков быстрее пуль весь корабль насквозь прошил:

Двадцать пробоин в корпусе и декомпрессия – вой баньши;

Пламя, тревога, паника; Энсон, бездыханная и без ног,—

Грамм космического льда мгновенно ей подписал некролог.

Кровь ее вытекла и клубится, кабину застлала красная мгла,

И я ощущаю дьявольский дух Гога-Магога, дыхание зла.

И я молюсь, опять и опять – словом и делом; слово – одно,

Но лучшая из молитв Тебе – работа: деяние истинно.

Латаю дыры, ровняю курс, двигатели запускаю вновь;

Не отвлекаюсь, чтобы стереть с костюма моих товарищей кровь.

В жизни не видел, чтоб корабли оживали после аварий таких:

Это было бы невозможно, если б не воля чудес Твоих.

Чем я Тебе воздал, мой Боже? До Орбитали домолотил,

Принял душ, выжрал ящик виски, шлюху нашел и ей заплатил.

Шрамами от тогдашних ожогов руки покрыты мои и спина,

Но хуже шрамов то, что внутри душа моя неизбывно черна.

Грех мой в ядерном пламени Солнца не сгорит до скончанья дней;

Всей и надежды, что затеряться в звездной безмерности Твоей.

Пятьдесят пять лет прегрешений: «Аполлон», и «Геспер», и «Пак».

Хватит ли Божьей милости, чтоб искупить мой внутренний мрак?

Рейсы, в которых я дрочил месяц подряд, не зная стыда,

Годы, когда в каждом доке меня поджидала грехов гряда.

Ночи, когда я смотрел на друзей, гневом и завистью исходя,

Ненавидел всю их любовь и в ярости, слеп, забывал Тебя.

Вычеркни, Боже, часы порока, когда на суше чернела душа —

Под сомой, в «Лунарии» в Патавейо, мысль притупляя и греша.

Хуже всего, что я сделал, Боже, – гордыни и богохульства грех.

Десять лет механиком в трюме: внутри и снаружи чернее всех.

Я видел, как строились города на Сатурне под великим кольцом,

И был очарован тем, как сияют игрушки рождественским венцом.

Отвергая темную сторону, ты растворяешься в чудесах:

Звезды сверкают – искры от сварки в черных нефтяных небесах.

Я проглядел весь иллюминатор, ища созвездия в пустоте,

Ища те звезды, к которым (я думал) мы обязаны полететь.

Гордыня, чистая гордыня! Весь космос славит лишь волю Твою.

Ты устанавливаешь пределы человеку и муравью!

Ослушание и кощунство – скорость света превозмогать!

Ты сделал ее такой, не иной, и человеку ль Тебя упрекать?

Яснее ясного твой завет: у Солнца жить – вот людей удел.

Но на орбите Сатурна вкрадчивый голос беса мне спел,

Обманный, ласковый: «Эй, Мак-Оли! Видишь звезду? Она твоя!

Ты инженер, сделай же так, чтоб к ней устремилась твоя ладья!»

Тихо, без спешки и похвальбы, голос тек в уши, как цемент,

И застывали холодные факты, собой подкрепляя аргумент:

«Пусть дело займет два поколения – должно решиться наверняка!

Господа почитай Многомерного, плюнь на Медленного Божка.

Новых Элевсинских мистерий познай стремительный хоровод!

Сверхсветовая скорость ждет тебя – так сорви этот сладкий плод!»