Морван подошел, взял стул и уселся напротив хозяина. Казалось, помещение окурили индийской коноплей.
– Чем обязан чести августейшего визита?
У Люзеко голос был угрюмый и в то же время гладкий, как кожа от Эрме. В каждом слове ощущалось воспитание, далеко выходящее за рамки обычного, – к концу своих дней Мобуту делил жизнь с сестрами-близнецами, а Люзеко был племянником одной из них. Злые языки поговаривали, что он даже был незаконным сыном диктатора. Мальчик вырос во дворцах Леопарда и получил самое блестящее образование, какое только можно себе представить.
Морван достал из кармана послание:
– Читай.
Большая Жара развернул листок движением автомата. Он обожал изображать калеку. Несколько секунд он сосредоточенно разглядывал листок:
– И что это значит?
– Что твоим парням не грех подучить орфографию.
Тот аккуратно сложил письмо и вернул его Морвану:
– Это не мы, и ты это знаешь.
– Мой сын получил эту пакость сегодня утром вдобавок к говяжьему языку, нашпигованному бутылочными осколками. Ни в какие ворота. Знаменитые комбатанты решили приняться за финансистов системы?
– Много на себя берешь. Вечный твой грешок: считаешь себя пупом Конго – Киншасы. Но извини, что напоминаю, ты просто чужак, грязный белый ворюга, расхищающий нашу землю. Один из…
Морван резко поднялся и склонился над человеком в корсете:
– Вы решили допечь режим Кабила всеми доступными в Париже способами. Делайте что хотите, каждому свое дерьмо. Но если вы тронете хоть волос на голове моего сына, я вас вырву из ваших сквотов, как гнилые зубы, и закроем тему!
Большая Жара остался невозмутимым. Он медленно поднес косячок к губам и глубоко затянулся.
– Говорю же, мы здесь ни при чем, – сказал он, выпустив дым в лицо Морвану. – У нас политическая борьба и…
– Заткнись! Как тебе нравится «в Конге», да еще через «К»?
[61]
– Не мы одни так пишем. Все выходцы из Центральной Африки утверждают, что они родом из древней империи. Ты пришел задать мне вопрос, я ответил. Пока, Морван. Я больше ничего не могу для тебя сделать, а ты ничего не можешь против нас.
– Надо же! Только ухом дерните, и я вас всех запихну на чартер во славу Вальса.
[62]
Ты что себе думаешь? Что будешь трахать Францию, как сучку, и вытирать член о занавески?
– Признаю, класса ты не потерял, Морван.
Старый полицейский ухватил его за корсет:
– А ты по-прежнему уверен, что твое дерьмо не воняет! Посмотрим, что ты скажешь в тюрьме Флёри, когда тебя отдолбят с вазелином тамошние педики.
На губах Люзеко блуждала неясная улыбка. Конопля и лунатическая расслабленность надежно отделяли его от любых эмоций. Медленно он взял руку Морвана и освободился от его хватки. Полицейский не сопротивлялся. Он с удовольствием расквасил бы тому его бабуиний нос, но черномазый наверняка был вооружен.
Он отступил в наркотический туман и решил выждать.
По-прежнему одеревенелый, африканец сунул руку в карман. Морван напрягся. Но Люзеко просто достал мобильник и принялся тыкать в него пальцем.
– Думаешь, самое время просмотреть сообщения?
– Тут не мои сообщения, братец. Тут твои швейцарские счета. А еще счета твоего сына.
– Дай сюда!
Он протянул руку, но Люзеко увернулся с неожиданной для предполагаемого калеки ловкостью.
– А ты думал, что только у тебя есть досье, а, белый? – Он не торопясь считал данные с экрана. – Ты хоть знал, что у Лоика все еще общий счет с женой? Не слишком разумно, учитывая их отношения…
Морван сжал кулак:
– Гребаный негритос!
Его остановил черный зев сорокапятимиллиметрового калибра. Большая Жара наставил на него пистолет:
– Сядь и слушай внимательно.
Морван рухнул обратно на стул.
– Мы не просто бьем морды кое-каким парням с севера. У нас есть свои сети, союзники и сведения. Это твоя выучка, Морван.
– Почему вы угрожаете моему сыну?
– Говорю ж тебе, это не мы. – Левой рукой он выхватил листок с запекшейся кровью по краям и швырнул его в лицо копу. – Говяжий язык? Записка на паршивом французском? За кого ты нас держишь? Когда твой обдолбанный сынок школьный аттестат получал, я уже был в «Сьянс По»!
[63]
Морван убрал в карман письмо, делая вид, что сдался. Встал и расправил костюм. В следующую секунду он рубанул ребром ладони, на манер шомен-учи,
[64]
по запястью говнюка, который выпустил свое оружие, даже не вскрикнув. Другой рукой Старик подобрал пистолет с пола. Неплохо для моего возраста.
Теперь он тоже достал мобильник, продолжая держать свою добычу. Люзеко и не дернулся, чтобы защититься. Полицейский сунул экран ему под нос:
– У меня есть свои сведения. И знаешь какие, мудила? Список подсудимых для ближайшего Международного уголовного суда. Улыбнись: ты во главе!
– Что ты… что ты несешь?
– Никто не забыл твоего прошлого в джунглях.
– Вранье!
Полицейский ослабил хватку и расхохотался:
– Ты в курсе, что каннибализм отлично действует на потенцию? Клянусь, учитывая, сколько ты там сожрал, у тебя наверняка полно бастардиков в том лесу!
– Nquilé, ты…
– Закрой пасть. Не будешь слушаться, я доставлю себе удовольствие и съезжу в Гаагу дать показания.
– Чего ты на самом деле хочешь?
– Найди мне тварей, которые написали это послание, и любыми способами узнай, кто за этим стоит.
Морван отступил на пару шагов. Все еще оставалась вероятность, что Большая Жара попытается что-то предпринять, но тот только поправил корсет.
– Даю тебе сорок восемь часов. Одно мое слово, и твое имя исчезнет из списка.
– Позвонить тебе?
– Ну да, чтоб я заодно сифилисом заразился. Нет уж, я лично приду за твоим «августейшим словом», – предупредил Морван, направляясь к двери.
Оказавшись снаружи, он вытер лицо и затылок бумажными платками. От костюма несло по́том и наркотой: самое время пойти домой и переодеться. Твою мать.