Он глянул на часы и сделал знак Крипо:
– Вернемся к опросу.
21
Лисы тоже ничего нового не добавили. Они даже не были теми неприятными фашиствующими молодчиками, какими Эрван их вообразил. Такие же двинутые, как и первогодки, они цеплялись за ценности своей школы и армии в целом. Они держались сплоченно не из солидарности или чувства вины, а чтобы сохранить собственную идентичность.
Обнаружить среди них одного или нескольких палачей, способных запытать до смерти молодого парня, представлялось невозможным. Точно так же Эрван отправил в мусорную корзину те побудительные причины, которые, можно сказать, являются классическими для оперативника: кража, преступление на почве расизма, любовное соперничество, патологический сексуальный порыв… Еще не найдя объяснения, он нутром чуял: это убийство напрямую связано с мучением в чистом виде – и с самим духом дома, то есть школы.
Единственной информацией, которую ему удалось вытащить, была последовательность запланированных действий – если бы смерть Виссы все не оборвала. По уровню садизма и бессмысленной жестокости планка оставалась высокой. После круга охоты (цветные отметины от пейнтбольных пуль служили залогом трудностей, уготованных их носителю во время учебного года) утро предполагалось посвятить кругу моря. Километровый заплыв, который Крысы должны были совершить, увешанные камнями и ожерельями из водорослей и медуз. Эрван хорошо представлял себе, как курсанты, измотанные, с зудящей кожей, пытаются преодолеть дистанцию с камнями на спине и жалящими медузами.
День должен был закончиться загадочным испытанием, неким «беспределом», также называемым «круг крови». Многообещающе. Но на эту тему Лисы особо не распространялись. Одни утверждали, что этот этап был сугубо добровольным. Другие – что сам курсант решал, до чего он готов дойти. В одном все Лисы сходились: круг крови был задуман и подготовлен самим ГП (главным палачом), неким Бруно Горсом, лидером Лис этого выпуска. По их словам, он был самым энергичным (читай: самым отвязным) и самым авторитетным (читай: самым жестоким). Эрван понял, что речь идет о том психе, который орал: «Все вы тут пальцем деланные!» Волею случая он был последним в списке допрашиваемых.
Полицейский должен с настороженностью относиться к скоропалительным суждениям, но на глаз Горс полностью соответствовал своему амплуа. Та же выправка, что у остальных, та же стрижка ежиком, то же лицо, лишенное выражения, но под бровями, сросшимися, как два звена якорной цепи, мерцал дополнительный огонек. Он приблизился к столу, одетый в форменную куртку камуфляжной расцветки с оранжевым шейным платком, заправленным под ворот. Поднес руку к виску, прищелкнув каблуками и вытянувшись в струнку.
– Лейтенант Бруно Горс, КОШПАМ третьего курса школы морской авиации «Кэрверек-76», глава школьного совета и Ассоциации офицеров-контрактников…
– Садись.
Горс скривился от обращения на «ты». После двух часов стрижек ежиком и расписывания прелестей «прописки» Эрван созрел для допроса по-жесткому. Главный Лис представлялся идеальным кандидатом. Тот устроился на стуле, сидя так прямо, будто продолжал стоять. Он казался затянутым в корсет уверенности.
– Так это ты тот самый ГП?
– Что вы хотите сказать?
– Я хочу сказать: главный палач. Я хочу сказать: говнюк продвинутый.
Выбитый из колеи, Горс выдавил:
– Это я.
– Расскажи о «беспределе».
Тот бросил на Эрвана косой взгляд. Он, конечно же, ожидал более формального разговора, касающегося Виссы Савири и «несчастного случая».
– А нечего рассказывать.
– Почему?
– Потому что в этом году «беспредела» не было.
– Можешь рассказать, что было намечено.
– Нет никаких установленных правил, – пояснил тот напряженным голосом. – Ему предлагают – Крыса располагает. Это он поднимает планку, насколько хочет.
– Планку мучений?
Молчание.
– Где этот «беспредел» должен был происходить?
– На «Нарвале».
– Это что?
– Заброшенный крейсер, на краю ланд.
– Вы устроили там специальные декорации?
– Не понадобилось. Место и так… идеальное.
Эрван представил себе проржавевший корпус со свисающими цепями и крюками. Он так и видел хлысты, тиски, доски с гвоздями… Он усилием воли отогнал это видение из фильма ужасов, чтобы вернуться к реальности.
– Когда необходимо принять решение по «беспределу»?
– После круга моря.
– Обычно курсанты его проходят?
На губах Горса заиграла улыбка.
– Большинство – да.
– А ты сам прошел?
– Конечно.
– Планка была высоко?
– Очень высоко.
– Думаешь, Висса стал бы кандидатом?
– Откуда мне знать?
– Когда салажонок соглашается на «беспредел», он получает какой-нибудь знак отличия?
– Нет.
– Ему не обривают голову?
– Нет. А зачем?
Отступление на шаг.
– Насколько я понял, посвящение в К76 является одним из самых жестких во Франции.
– Так точно.
– Как ты это объясняешь?
Горс сделал глубокий вдох. Его слова, как и мысли, исходили из груди – именно того места, куда ему однажды навесят медаль.
– Мы военная школа. Наше предназначение – пилотировать истребители, использовать оружие массового поражения. Наше ремесло – убивать, разрушать, побеждать. Но также и оказаться в плену, подвергнуться пыткам, проиграть. Когда кого-то из нас возьмут в заложники шииты или в плен талибы, будет поздновато звать маму. Если КОШПАМы сегодня не могут выдержать пару испытаний, пусть лучше вернутся по домам.
Машина набирала ход.
– Посвящение здесь не имеет ничего общего с «уик-эндом интеграции» в гражданских школах. Эти два дня служат тестом. И инициацией. По прибытии большинство пилотов – просто важничающие ботаны. До этого они только и знали что свою математику, дипломы и гражданскую авиацию. Вот мы и заставляем их приземлиться. Они должны умереть, чтобы воскреснуть: только тогда они будут готовы стать настоящими истребителями!
Горс был поэтом. В его устах извращенная преданность школе приобретала мистический, почти шаманский размах.
– И кто ваш вдохновитель? – по наитию спросил полицейский.
Курсант покачал головой с таким видом, будто хотел сказать: «Наконец-то речь пошла о серьезных вещах».
– Здесь только один хозяин: адмирал Ди Греко.
Второй раз при Эрване заходила речь об этом офицере. Истина оказалась прямо обратной тому, что ему попытались подсунуть как очевидность. Полковник Винк был простым служакой, который занимался матчастью. Настоящим шефом был невидимый адмирал, истинный создатель, носящийся где-то вдали на «Шарле де Голле» по морским просторам.