– Вроде к середине дня.
– Проверь, точно ли он заказал анализ на токсины.
Крипо кивнул в знак подтверждения и протянул Эрвану конверт из крафтовой бумаги.
– Что это?
– Скульптуры Иво Лартига.
Их Писарь просто зациклился на этом художнике. Он открыл конверт и сразу понял, почему его помощник так настаивал: в бронзе и металле Лартиг создавал самых настоящих минконди, только гигантского размера.
Первый снимок представлял огромного человека – двух метров в высоту – с опущенными руками, в накидке из фибровых волокон. Проросшие на его плечах гвозди вызывали тошнотворное чувство. Кованое лицо было лишено всякого выражения – большие глаза, вывороченные ноздри, толстые губы.
Эрван просмотрел остальные снимки: каждая скульптура была подобием, только стилизованным и осовремененным, статуи из Нижнего Конго. Женщина-щит с телом, ощетинившимся гвоздями. Мужчина с ногами в форме утюгов. Фигура, изображающая дикобраза с бесчисленным количеством зубов. Эрван даже заметил нечто, странным образом напоминающее труп Перно в его квартире: человек-цветок, выглядывающий из пучка перекрученных при помощи паяльной лампы лепестков…
– Допросим его? – спросил эльзасец.
– Сначала разберись, что там с его сообществом – «беспределы» и прочее. С ним встретимся позже, когда будет что предъявить.
– Я могу им заняться…
– Нет. Лучше подождать. А пока копай. Пойдем к нему завтра с утра, когда вернусь.
Крипо скорчил гримасу, выражая свое несогласие, но в конце концов убрал фотографии в конверт. Эрван почувствовал, что телефон тренькнул у него в кармане. СМС от Лоика: «Бульвар де Курсель, дом 34. Семнадцатый округ».
После звонка отца он связался с младшеньким: дал ему ровно час на встречу с трейдером, если хочет, чтобы он пошел с ним, и пусть сам ищет адрес. Назначил встречу на десять утра и сунул мобильник в карман пиджака.
– Свистать всех наверх, – бросил он, вставая. – Вернусь через полтора часа максимум.
– Через полтора часа? – удивился Крипо.
– Срочное дело.
– Срочное?
– Чем попугайничать, закажи мне лучше билет на Марсель, через Орли. Я успею на любой рейс после четырнадцати часов.
Эрван не стал ждать ни ответа, ни комментариев. Вышел из комнаты и направился к лестнице. Еще раз проверил мобильник и осознал, что ждет звонка Софии.
Решительно, голова у него забита не работой.
91
Грегуару Морвану повезло: несмотря на ветер, самолет приземлился во Флоренции, а не в Пизе, как это частенько случалось. В остальном поездка была отвратительной. Гигант был отформатирован под бизнес-класс или под первый на дальних рейсах, а не под такие куцые перелеты с их болтанкой.
С сумкой через плечо, он пересек маленький аэропорт и поймал такси. Золотистый свет, мягкий воздух, приятное тепло. Наслаждайся настоящим раем и забудь про остальное.
Еще и десяти не было. Встреча у него назначена в полдень, в ресторане на Виа Строцци. У него оставалось время посетить места былых чудес.
Во Флоренции два лишних часа превращаются в два часа истинной жизни.
Он велел отвезти себя на площадь Синьории, но не стал задерживаться перед стоящими почти вплотную монументальными статуями. Не остановился он и перед галереей Уффици справа, сразу направившись в переплетение узких улочек центра. Он чувствовал себя в тепле и безопасности, в непосредственной близости к божественной частице, заложенной в каждого человека. Флорентийское Возрождение было чистым воплощением этой частицы – как и частицы дьявола. Человек превзошел себя во всех сферах искусства именно тогда, когда руки его были по локоть в крови. Морван обожал слова героя детектива «Третий человек» Гарри Лайма. А говорил он приблизительно так: «В течение тридцати лет в Италии были Борджиа, гражданская война и террор. В результате у них появились Микеланджело, Леонардо да Винчи и Возрождение. В Швейцарии было пять веков мира и братства, и что они получили в результате? Часы с кукушкой!»
Он дошел до Пьяцца делла Сантиссима Аннунциата с ее прекрасной крытой галереей сиротского дома. Это совершенное строение с изогнутыми изящными сводами, увенчанными терракотовыми медальонами с изображением спеленатых младенцев, архитектор Брунеллески создал в пятнадцатом веке. Морван с 1987 года делал взносы на счет приюта вместе с Детским фондом ООН. Никто не знал, почему французский даритель питал такое пристрастие к этому месту. Полагали, что его интерес вызван тем, что он и сам потерял родителей в очень юном возрасте (по его собственным словам). Приписывали его щедрость и великолепию самого здания: вершина Кватроченто.
Но настоящей причиной была ruota.
[118]
Слева, на краю фасада, была предусмотрена дверца с конструкцией в виде барабана, расположенная горизонтально и ровно той ширины, чтобы туда можно было положить новорожденного. На протяжении веков незамужние матери открывали эту дверцу, клали внутрь своего ребенка, а потом звонили в колокол, чтобы предупредить сестер. Тогда круг поворачивался, и на другой стороне доставали ребенка, так и не увидев лица недостойной родительницы.
Пока утреннее солнце начинало прогревать площадь, а камни словно впитывали его свет, Морван представлял себе младенцев, которые простым поворотом рычага переходили из хаоса в религиозную упорядоченность. Старика завораживал этот механизм, в его представлении символизировавший рулетку жизни – и его собственное проклятие. Если бы та, кто его родила, положила свое чадо на такое «колесо для подкидышей», как говорили в Средние века, жизнь Грегуара сложилась бы совершенно иначе…
– Va bene, signore?
[119]
Морван поднял голову и осознал, что встал на колени перед деревянной стойкой, как если бы находился перед алтарем в церкви. Его руки вцепились в решетку. Над ним склонилась монахиня, ее черное одеяние вздувалось под порывами ветра, гуляющего по галерее. Он поднялся с глазами, полными слез. Господи, с годами его шкура истончилась. Он больше не выносит и намека на свое детство. Он купил в киоске бумажные носовые платки и высморкался. Потом ускорил шаг и вскоре стал задыхаться.
Он больше не способен бегать достаточно быстро, чтобы скрыться от воспоминаний. Достал новый платок и вытер покрытое потом лицо, чувствуя, как под рубашкой бешено колотится сердце.
– Это кровь из меня уходит… – пробормотал он.
92
– Лоик? Не понимаю, что…
Серано стоял на пороге, уже готовый на выход: в спортивном костюме, штанах и куртке – все лучших марок. У него за спиной виднелись огромные комнаты со сверкающим паркетом и яркими занавесками. После квартиры Софии, Лоика, а теперь еще и этой Эрван чувствовал себя на обочине жизни со своим скромным двухкомнатным жилищем в Девятом округе.