"Варяг" не сдается - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Петрухин, Владимир Шеменев cтр.№ 61

– Простите меня за эту грубость, нам туда!

– Но, мне кажется, больница там. – Катя показала на темные воды Восточного бассейна, который остался за спиной.

– Правильно. Но лучше идти здесь. Будет чуть длинней, зато суше, – штабс-капитан говорил скороговоркой, продолжая глазами лихорадочно шарить по насыпи, на которой шуршал гравий.

В свете луны наконец мелькнули три фигуры, медленно ползущие по склону крепостного вала.

– Вы хотите их догнать? – Катя уперлась и выдернула руку. Она не захотела, чтобы ее тащили, как барана.

– Да нет, я просто хотел сделать как лучше.

– Хватит! Я все знаю.

– Что «все»?

Он насторожился, не понимая, что она может знать.

– Я знаю, что будет война. Сегодня, завтра или послезавтра – но она будет. И те трое с канистрой вам не понравились, я не знаю почему, но, скорее всего, из-за канистры. И вы решили пойти за ними. Может, это ваш долг или ваша прямая обязанность, или просто ваша блажь. Я же не знаю, где и кем вы служите. За те полчаса, что прошли с момента нашей встречи, вы ни разу не обмолвились об этом. Но я не хочу, чтобы из меня делали дуру. «Пойдемте, Катя, здесь суше». Здесь ни хрена не суше. – Катя подняла ногу и топнула по луже, в которой они с Истоминым стояли, утопая в ней по щиколотку. – Знаете что? Если вы хотите пойти за ними – идите, я дойду до дома сама.

– Я не могу вас оставить, – с тоской сказал Истомин.

– Они вам нужны? – Катя показала на ползущие по насыпи фигуры.

Истомин кивнул. Она молча взяла его за руку и повела к крепостному валу. Он шел за ней и чувствовал, что теряет контроль над собой. Как бы он хотел, чтобы эта женщина принадлежала ему. Он собрался с силами и, тряхнув головой, отогнал похотливые мысли. На ум пришли строки из Евангелия: «Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем».

– Господи, спаси и сохрани. – Истомин перекрестился.

– Что с вами? Вам страшно?

– Да!

– Вы боитесь войны?

– Нет, Екатерина Андреевна. Я боюсь вас.

– Почему? – Катя смутилась. Это смущение породило очаровательную улыбку и широко раскрытые от удивления глаза.

Истомин не стал скрывать своих чувств и эмоций.

– Вы само совершенство, Екатерина Андреевна, и вы мне нравитесь. Я бы сказал больше: я люблю вас. Но я не могу принести в жертву своего друга.

Катя покраснела и разжала пальцы. Рука Истомина выскользнула. Он сразу почувствовал холодный ветер, сдувающий тепло ее руки со своей ладони.

* * *

Асаки и его слуга с каким-то невероятным исступлением лезли вверх по крепостному валу. То, что он задумал, Асаки мог бы и не делать, это не его роль. Жертвовать собой на пике карьеры было неоправданной глупостью, и почти все отговаривали его от этой затеи. Но он был самурай и его детям и внукам нужна была красивая легенда о том, как Асаки-сан начал войну с русскими.

Последним по склону тащился Слизнев, отстав от японцев метров на десять. Ноги скользили по мокрой траве, и он несколько раз ткнулся пальцами в сырую землю. Больше всего его беспокоил мокрый подол дорогого пальто и грязь под ногтями. В темноте он не видел ее, но чувствовал нутром холеного господина, привыкшего следить за собой.

Черт побери этого япошку, которому захотелось посмотреть на заход солнца с бастиона крепости. Почему именно сегодня? Почему он должен сопровождать его? Ну работал он на Курино, ну и что? «Я не слуга им». Слизнев полз за ними, с каждой минутой все больше и больше убеждаясь, что он чужой на этом празднике жизни.

Японцы были счастливы от посещения крепости. Их лица светились в темноте, что еще больше пугало действительного статского советника. Он подумал про Зину: она не дождалась его и, наверное, вернулась в свой номер и сейчас уже видит пятый сон. А он, словно идиот, сопровождает атташе, которого толком и не знает.

Что за человек Асаки, можно было только догадываться. То, что он был офицер, Слизнев понял еще в Петербурге. Но вот его слуга… Какой-то темный тип. Слизнев так и не смог заглянуть ему в глаза: японец все время уклонялся или отводил взгляд, словно не хотел, чтобы кто-то видел его лицо.

Наконец все забрались наверх. Асаки посмотрел на недовольно пыхтящего Слизнева, протянул руку и помог ему преодолеть последние метры. Площадка наверху была ровной и выложенной брусчаткой. Слева виднелся бастион, над которым трепетала порванная маскировочная сеть. Под надуваемым, словно парус, пологом темнели стволы зачехленных орудий.

– Кажется, здесь. – Асаки достал бинокль и стал подстраивать окуляры.

Отсюда открывался удивительный вид на залив. В темноте, словно светлячки, горели огни эскадры, стоящей на внешнем рейде. Насладившись видами залива и стоящих в нем кораблей, он перевел окуляры на крепость. Слуга присел возле канистры, скрипнула крышка, и запахло керосином.

Керосин. Зачем им керосин?

И тут Слизнев понял, что капитально влип: это будет поджог, который ему никто не простит. Все видели, что он и Асаки уехали от Стесселя вместе, и если их заметят в крепости – он пропал. И никто не спасет его: ни Безобразов, ни Абаза, которые открестятся от него, как только узнают, в чем собственно дело.

Слизнев подошел к краю крепостного вала и посмотрел вниз. В темноте угадывалось нагромождение скал, возле которых плескались воды Корейского залива.

– Удивительная безалаберность, – проговорил атташе по-японски, не опуская бинокль.

– Что вы сказали? – Слизнев не любил, когда при нем говорили не по-русски. Он терпеть не мог всяких там недоговорок и перешептываний за своей спиной, тем более на чужом языке.

– Я говорю, красота просто неописуемая. Вы знаете, господин Слизнев, – Асаки перешел на русский и повернулся к Арсению Павловичу, – мне искренне жаль, что я уезжаю отсюда, но надеюсь в ближайшее время сюда вернуться.

«Можно подумать, тебя тут ждут». Слизневу захотелось съездить ему по уху, чтобы тот кубарем слетел с откоса. Но он не сделал этого. Слуга Асаки словно прочитал его мысли и повернул голову в его сторону. Глаза были скрыты капюшоном, но его белые зубы светились в темноте, словно большие перламутровые раковины. Арсению стало жутко, и он поднял воротник. Только сейчас он понял, что в своей алчности зашел слишком далеко, и то, что его не накрыла контрразведка, о которой в Петербурге уже складывали легенды, и что его до сих пор не взяли в обработку, он списал на свое везение и Божье провидение. Страшно захотелось найти Катю, схватить ее в охапку, целуя и прося прощения, и бежать, бежать отсюда. Подальше от войны и этих докучливых японцев.

Слизнев перекрестился и зашептал: «Отче наш…» Асаки ухмыльнулся, посмотрел на часы и махнул слуге. Тот поднял канистру и, перевернув ее, пошел вдоль батареи, обильно поливая и без того мокрую землю.