Приди в мои сны - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Корсакова cтр.№ 8

– Я найду. – Он открыл глаза. – Костьми лягу, но найду.

Сколько он их уже дал – невыполнимых обещаний и клятв? Но эта будет последней, нет у него больше иного смысла жить.

– Мы тебе поможем, – вдруг сказал Кайсы. – Не допущу я, чтобы девочка моя стала нежитью.

– Почему нежитью?.. – Сердце дрогнуло, и воздух застрял в горле.

– Потому что там, где она сейчас, душе тяжело, все светлое из нее выдавливается капля за каплей, и превращается живой человек в бездушную нежить, забывает себя и тех, кого когда-то любил. Время там течет по-другому, но пять лет – это много даже для такой, как Айви.

– Вы сказали, он ее к себе забрал. – Федор перевел взгляд на Евдокию. – Зачем она ему такая, не живая и не мертвая?

– Потому что он сам оттуда, с границы миров. Он сам не живой и не мертвый, он страж между мирами. Так считал Аким Петрович, и мне кажется, что так оно на самом деле и есть. Айви, такая, какая она сейчас есть, вся только для него одного. К предкам уйти не может, к тебе вернуться – тоже. Вся сила ее, весь свет, только для него одного. Думаешь, ему там света не хочется? Чтобы не по ночам, не в полную луну урывками, а постоянно?

– Хочется. – Евдокия спрашивала Федора, а ответил Август. – Я вот только понять не могу, какой свет ему нужен и зачем.

– Вы его слышите?

Можно было не спрашивать. Желтоглазый, однажды вцепившийся в человека, больше того уже не отпускал.

– Слышу. – Август кивнул. – Башню видел? Это моих рук дело. Ты еще многого не знаешь, Федор. О многом мы тебе еще рассказать должны.

– Потом, – оборвала его Евдокия и посмотрела на Федора строго, как в давние времена. – Ты еще слишком слаб, отдохнуть тебе нужно.

Он не хотел отдыхать, он хотел услышать всю правду, до последней крупиночки, но что-то такое было в отварах, которыми его потчевали. От них клонило в сон, а боль становилась не такой острой. И боль телесная, и боль душевная.

– Ты устал, – сказала Евдокия, и Федор ей поверил: да, он устал, и если нельзя умереть, то можно хотя бы уснуть. И кто знает, не прилетит ли к нему во сне ласточка…

Мысли становились медленными и неповоротливыми, а свет от свечей все слабел и слабел.

– Мы с Августом придем к тебе завтра, – журчал в наползающей темноте голос Евдокии. – Нам с тобой еще о многом нужно поговорить, а теперь спи…

* * *

Сердце Евдокии обливалось кровью. Она думала, что больнее, чем было, не станет, что с этой мукой она уже свыклась и почти смирилась, что бы там ни говорили Август и его доктора. Но вот затянувшаяся рана снова открылась и закровила.

Бедный-бедный мальчик… Как же Евдокия обрадовалась, когда глухой предрассветной порой в ее дверь постучался Кайсы! Он проскользнул во двор бесшумной тенью, и даже верный Рыжик ничего не почуял, не подал голос, не предупредил хозяйку о нежданном госте. Постарел?

Кайсы стоял на пороге в низко надвинутой на глаза волчьей шапке, но Евдокия его все равно тут же узнала.

– Пришел, – сказала вместо приветствия.

– Пришел. – Он так и не решался войти внутрь. Или просто не хотел.

Они расстались плохо. Евдокия не могла простить Кайсы, что после смерти Сони он ушел, бросил маленькую дочку. Ветер, как есть ветер… Не удержать его, не привязать. У Сони получилось, а больше никому не дано.

– Письмо получил? – Снаружи тянуло холодом и сыростью. Евдокия куталась в шаль, но гостя в дом не звала. В последнее время Август спал совсем плохо, лишь под утро забывался тревожным, хрупким сном. Она не хотела будить мужа. И знакомить с Кайсы тоже не хотела.

– Получил. – Он кивнул, и волчья шапка сползла еще ниже. – И поручение старика выполнил.

– Ты его привел? – Сердце зачастило, засбоило, и Евдокия прижала к груди ладонь, пытаясь унять боль. – Федя здесь?

– Поблизости. – Кайсы пожал плечами. – Он без оберега, а на небе полная луна. – Куда ему такому без присмотру? Я хотел было на остров сунуться, да смотрю, там большие перемены. Где старик?

Он сбил шапку на затылок, глянул вопросительно. А про дочь не спросил, словно вырвал воспоминания о ней из сердца. Может, и вырвал. С ветра станется. И сделалось горько, так горько, что хоть плачь. Вот только слезы Евдокия давно уже выплакала, не осталось у нее больше слез. И смирения тоже не осталось. Наверное, поэтому она и сказала:

– Ты слишком долго шел, Кайсы. Нет больше Акима Петровича.

– Айви? – На смуглом лице не дрогнул ни единый мускул, и только черные глаза полыхнули недобро.

– И Айви больше нет. Он забрал ее к себе.

– Страж?

– Ты же знаешь. Зачем спрашиваешь? Не уберегли…

Он долго молчал, смотрел в наливающееся краснотой рассветное небо, а когда заговорил, голос его звучал бесстрастно:

– Одевайся, по пути мне все расскажешь. Еще, браслет, про который писал старик, у тебя?

– У меня. – Она кивнула.

– Тогда прихвати. Он сейчас сам не свой, проснулась дурная кровь. Я его связал, но все равно предчувствие у меня недоброе.

Предчувствие… У Евдокии тоже было предчувствие. Именно оно и заставило потянуться за Степочкиным охотничьим ружьем. Кайсы ничего не сказал, сам он, помнится, предпочитал ножи. Вот только, если она права, подходить близко к Федору нынче смертельно опасно. В памяти всплыла картина, которую Евдокия хотела бы, но не могла забыть. Изрубленные, до неузнаваемости обезображенные тела. Кровь кругом: и на одежде, и на черных камнях, и в воздухе. Пахнет сладко, а на губах привкус железа. А старый топор впился в каменную твердь колоды по самый окровавленный обух. И мухи… толстые, с оглушительным жужжанием вьющиеся над мертвецами. Мухи врезались в память особенно, и жуткое это жужжание потом еще очень долго преследовало Евдокию.

…Она шла по скользким от крови камням к дому и молилась, чтобы внутри никого не было, потому что живой не смог бы не услышать ее крик, живой бы уже вышел, а мертвым все равно.

Дом стоял пустым. Тихо поскрипывали под ногами половицы, отбивали шесть утра каминные часы, и позолоченные фигурки кружились в бесконечном танце. А печь была холодной. И холод этот через пальцы перетек в Евдокию, заставил броситься вон из дому.

Она металась по острову, звала Айви и Акима Петровича до тех пор, пока не осипла от крика. Август держался рядом, уговаривал успокоиться, но его губы и руки дрожали, а обычно румяное лицо наливалось белизной. Чего он боялся? Того, что им предстояло увидеть? Или он боялся за нее, свою жену? Она не спрашивала, она продолжала звать упавшим до шепота голосом.

Кровавый след первым увидел Август, поймал жену за руку, притянул к себе, не позволяя смотреть, но она его оттолкнула, вырвалась, пошла по следу. Она уже знала, к кому он приведет. Знала, но все равно продолжала надеяться на чудо.